Учитель. Том 1. Роман перемен

– Да, да, Васильев общался с Бессоновым, – вставила Евгения Федоровна.

– Вот как, – блондинка ухитрилась растянуть два этих коротких слова. – И ты бы хотел узнать, что случилось с Васильевым, Аркадий?

– Да. – От ее «случилось с Васильевым» заныло в правом боку.

– Что именно?

– Он удавился?

– Кто это сказал?

– Матковская.

– У, сплетница! – разозлилась Евгения Федоровна. – Язык без костей!

– Он не удавился…

– Слава богу!

Я так обрадовался, что вскочил со стула. Мне хотелось сперва обнять блондинку, развенчавшую матковскую глупость, а после, выпросив адрес Кваса, ехать к нему.

– Но…

– Света! – вскрикнула, точно одергивая, Евгения Федоровна.

– Что? – Блондинка постучала об оргстекло, по советской традиции накрывавшем стол. – Они ведь друзья…

Я замер, импульсивно прижался к стене.

– Но его… больше нет с нами, Аркадий. – Блондинка по-птичьи дернула головой.

– Нет?

– Нет! – уже тверже кивнула блондинка.

Евгения Федоровна встала из-за стола, подошла ко мне:

– Сегодня не ходи на занятия – езжай домой.

– Да…

Это говорил, стоял, качался не я. Кто-то другой. В моей оболочке. А тот я, прежний, повседневный, был там – на спортивной площадке со сломанными баскетбольными щитами.

– Давай мы позвоним твоим родителям.

– Мама и бабушка на работе, – механически ответил я.

– А папа?

– Нет папы.

– Тогда… – Евгения Федоровна запнулась.

– Надо позвонить…

– Не надо!

Мысли, точно позвонки от ударов мануальщика, встали на место. Я почувствовал, как во мне родилось и укрепилось вязкое апатичное спокойствие.

– Не надо звонить. Дайте мне его адрес.

– Васильева?

Я кивнул. Евгения Федоровна вздернулась:

– Мы не можем этого сделать! Надо отвезти тебя домой!

– Евгения Федоровна! – Блондинка подняла руку.

Взгляд ее изучал, искал меня. И я ответил на инспектирующий запрос. Первый раз столь решительно, не отводя взгляда, я смотрел в глаза другому человеку. Не моргая, не паникуя – убедительно, цельно. Блондинка без слов допрашивала меня. И я понимал, чего она боится.

– Хорошо, мы скажем, но все будет хорошо, да?

– Да. Обещаю.

– Светлана Анатольевна, мы не можем…

– Под мою ответственность! Ему это надо.

– Мне это надо, – глухо повторил я.

– Хорошо. Он живет… жил, – она неловко поправилась, – в Береговом…

И продиктовала адрес.

К остановке как раз подошел рейсовый автобус. Сев в него, я подумал, что буду прокручивать моменты знакомства с Квасом снова и снова, но этого не случилось. Я тут же отключился, погребенный под неподъемной плитой дурного сна.

Квас жил в деревянном домике на улице Гайдара. Во дворе, густо поросшем бурьяном, с неизбежностью века боролись за существование ветхий дощатый сарай и несколько вишневых и сливовых деревьев. Огорода, курятника, загона для скота вопреки сельской логике не было. Но в безысходной запущенности, казалось, присутствовала своя гармония. Чужим, инородным – будто НЛО приземлился – в этом бледном, тоскливом пейзаже выглядел лишь синий пластиковый бак для воды.

Я толкнул деревянную калитку с нарисованным суриком числом «27». Она легко подалась, не закрытая ни на крючок, ни на засов. К домику вела вытоптанная тропинка. От усилившегося дождя она размокла, и я, меся грязь, добрался до входной двери, вымазавшись. Постучал. Так, чтобы не слишком громко – деликатно, не нарушая тишины горя.

– Кто?!

Агрессивный крик, прозвучавший из-за двери, прилипал и вызывал досаду. Настолько сильную, что я захотел уйти. Но, от чего-то вспомнив блондинку и Евгению Федоровну, сдержался.

– Это друг Юры.

– Кто?!

Еще злее, напористее. И я решил не уступать этому крикливому созданию, прячущемуся за дверью.

– Друг Юры! Откройте!

Тишина. «Не откроет», – подумалось мне, но раздался шорох, и дверь, обтянутая белой полиэтиленовой пленкой, какую обычно используют для парников, распахнулась. На пороге стоял расхристанный мужик в грязной тельняшке. Во всем его облике – растрепанном, взбалмошном, озлобившемся – присутствовало нечто пёсье: старый кудлатый кобель, лающий надрывисто, хрипло, по поводу и без.

– Ну, заходи, друг Юры…

Он посторонился, обдавая меня кисловатым запахом, точно вскрыл задохшуюся банку из-под солений. По захламленному коридору с низкими, давно беленными потолками провел в квадратное помещение с желтыми, раскольниковскими, обоями, усиливающими эффект комнаты-шкафа. Из мебели – деревянный стол темного цвета, три синих стула с выгнутыми спинками и старое советское трюмо с треснувшей правой створкой. В углу, в глиняном горшке, ютился изогнутый дугой зеленый монстр с жухлыми лапами-листьями.

– Располагайся, – человек отодвинул стул. – Борис.

Руки не протянул. Закурил, пододвинул к себе консервную банку из-под сайры, чтобы стряхивать пепел.

– Аркадий.

– Аркаша, стало быть? Ну, чего прискакал, Аркаша?