Учитель. Том 1. Роман перемен

В голосе Кваса знакомые интонации. Пытаюсь сообразить, где я слышал их раньше, и вспоминаю киевского мага, приезжавшего в каштановский Дом культуры. Полный зал, люди сидят даже в проходах. Пахнет соломой, потом и дегтем. Сцена драпирована черными шторами, по краям стоит тара с колодезной водой: банки, ведра, тазы, бутылки. Маленький сухенький человек в сером костюме, из-за которого он похож на крысу, вставшую на задние лапки в поисках, чем бы ей поживиться, стоит, низко склонившись у микрофона. Голова свесилась вниз, и он одержимо бормочет, резонируя голосом.

Но у него не было отвертки. А у Кваса есть. Он достает ее из кармана, демонстрируя мне – боится, чтобы я не забрал? – на расстоянии. Кажется, такая – с грязно-оранжевой ручкой – до сих пор валяется у нас в гараже. Разница между ней и той, что у Кваса, – на ручке последней выбиты крестики и цифры (замечаю двойку, четверку, семерку), а жало заточено, как шило.

Глаза Кваса становятся белесо-голубыми, цвета воды в бассейне. Точно хлора засыпали, и он уничтожил все живое. Квас сжимает отвертку в руке, до покраснения напрягая пальцы. Я вижу, что на его мизинце по центру треснул ноготь, и тоненькая, похожая на упавший волосок линия ползет от заусеничного основания к черному ободку подногтевой грязи.

– Сейчас, – командует Квас и тянет раму окна.

Та не поддается. Люди в комнате слишком заняты друг другом и, к счастью, не замечают двух сумасшедших под окнами.

– Сука! Блядь! Не работает! – лютует Квас. – Попробуй ты!

Можно подумать, я ел больше каши. Но, вцепившись, дергаю раму. Не слишком рьяно – для вида. Она намертво зафиксирована. Радуюсь тому, что наше безумие по ловле курв закончилось вот так, нелепо. Не будет же Квас бить окно? Но он находит иной вариант:

– Через дверь!

Без апелляций. Без комментариев. Словно нечто само собой разумеющееся. Уже не пригибаясь, он бежит к входной двери с пузырящейся желтой обивкой. Дергает ручку, хлоп-хлоп – закрыто. Самое время спеть «Уходим, уходим, наступят времена почище». Но Квас – тупой, упертый баран, – прицениваясь перед решающим ударом, толкает дверь плечом.

– Сломаем и внутрь!

Мне надо возражать, говорить что-то. Я слишком молод и рефлексивен, чтобы сидеть в тюрьме.

– Они нас услышат. Нам не справиться с двумя мужиками.

– Не услышат, – отбивается Квас, но его решимость, как пенка, сделай огонь потише, сходит на нет.

– А вдруг? И курва успеет вызвать ментов.

– Курва этого не сделает. Она… может сама разобраться. Курва не так проста, как тебе кажется, – несмотря на смятение, он делает акцент на «тебе».

– Тем более. Два здоровых мужика и курва с паранормальными, – надо меньше смотреть телевизор, – способностями. А мы?

– Ссышь, пиздюк, ссышь?

Он выкрикивает слова как можно грубее, и я вздрагиваю, думая, что передо мной прежний агрессивный, решительный Квас. Но успокаиваюсь, когда вижу его безвольно повисшие, развернутые ладонями ко мне руки.

– Наша задача – поймать курву. Если мы вломимся к ней, то есть шанс облажаться. Стоит ли рисковать?

– Сука!

Квас хлопает себя по карманам, достает шариковую ручку. Лишь сейчас понимаю, что все это время он держался без любимого развлечения. Видимо, так соскучился, что одним движением – звук хоть и едва слышный, но весьма мерзкий, точно крысиная возня под половицами – разгрызает колпачок.

– Предлагаешь забить?

Мне надо четко и внятно ответить. Утилизовать конфликт. Но я не успеваю. Вдруг слышатся приближающиеся шаги, и мы рефлекторно двумя тараканами в кухне, где включили свет, суетливо мечемся, ища, куда бы приткнуться.

– Блядь, ты чего встал, идиот?! – юркнув в кусты, шипит Квас.

Но я замер, всецело поглощенный наблюдением того, как механически точно, уверенно и вместе с тем грациозно, изящно передвигаются крепкие мускулистые ноги. Пусть и не без обескураженности; впрочем, она с ней быстро справляется.

– Аркадий?!

Когда мы начали встречаться, я хотел взять Кваса с собой. Для подстраховки, для уверенности. Потому что голова моя радиолокационным радаром вертелась в стороны. Я боялся, что Рада увидит обреченность цуцика, оставшегося без мамки. И на этом – между нами все. Меня пугало даже не то, что мы больше не увидимся, а то, что она будет думать обо мне неказисто, с презрением и, не дай бог, расскажет знакомым. Да, меня страшила будущая репутация, которая так много значит в селе, напоминающем стеклянную банку, где жуки ползут по, казалось бы, идеально ровной поверхности стенок, чтобы в итоге рухнуть вверх брюхом, шевеля крошечными щетинистыми лапками…

И вот мое желание исполнилось – Квас здесь. Но я все равно застенчив, пуглив.

– Что ты здесь делаешь?

Хороший вопрос. Заезженный вопрос. А универсального ответа так и не придумали. Слава богу, Рада сама меня выручает:

– Пришел извиниться?

Киваю, не на что не способный больше.

– Я не обижаюсь. Правда.