Учитель цинизма. Точка покоя

Сортир действительно был замечательный. У него недоставало одной стены. Как раз той, которая выходила на соседский забор. Забор был глухой и высокий, но в нем был пролом. И периодически в этом проломе показывалась голова здоровенной овчарки, которая злобным лаем значительно ускоряла процесс у всякого сидящего на мягком обшитом зеленым бархатом кружке. Особенно сильное впечатление явление этой собачьей морды производило в первый раз, а мы забывали и не всегда успевали предупредить наших гостей, что проделывать естественные надобности придется в довольно экстремальной обстановке.

30

Скоповская папочка содержала официальные и черновые материалы судебного процесса, который длился почти пятнадцать лет: предметом разбирательства было местоположение сортира. Здесь нашлись все документы и протоколы заседаний товарищеского суда поселка Чоботы с 1963 по 1978 год. И даже расшифровка стенограммы. А завершали этот сериал несколько документов, уже касающихся заседаний районного народного суда.

Соседняя дача принадлежала довольно странной семейке Воронцовых. Глава семьи Акинфий Воронцов происходил, судя по всему, из староверов, как и его жена Манефа. У них были дети, по крайней мере, дочь. Она упоминалась в документах без имени. Зато Акинфий и Манефа фигурировали во всей красе.

Скоповская дача стояла у самого Боровского шоссе, а соседняя дача Воронцовых — дальше по улице Шевченко, к шоссе перпендикулярной. Скопов, вероятно, строился раньше, и строился в точном соответствии с генпланом. Сортир располагался по всем градостроительным законам и утвержденным документам на максимальном отдалении от шоссе — у границы владений. Но поскольку он стоял далеко от шоссе, к даче Воронцовых он, увы, находился совсем близко. Видимо, и в этом сказалось несовершенство мира.

Поначалу все было более-менее. Хотя соседи друг друга и недолюбливали. Но Воронцовы пристроили к дому здоровенную террасу. Тут-то и выяснилось (надо полагать, совершенно неожиданно), что терраса эта всем хороша, да только окнами выходит прямо на соседский сортир, который от нее максимум метрах в семи, а может, и ближе.

И тогда Воронцов пришел к Скопову и попросил его перенести сортир в глубь участка. На что получил жесткий отказ. А что? Действительно, сортир построен согласно генплану. Как же его перенести, ведь в этом случае дощатое строение приблизится и к дому Скопова, и — что уж совсем недопустимо — к Боровскому шоссе. «Не бывать этому», — заявил суровый и законопослушный Скопов. Сортир будет стоять там, где стоял, и так будет до скончания века. В том, что этого не случилось, Скопов не виноват — он бился за свой сортир буквально до последнего вздоха.

Воронцовы не только затаили обиду. Они решили сделать само пользование сортиром не просто неудобным, но даже опасным. Воронцов пообещал закидать Скопова и сестру его Лизавету говном, чтобы они захлебнулись этой субстанцией, и много еще всего доброго и хорошего пообещал.

Началась пятнадцатилетняя Сортирная война. Не все большие войны имели такую продолжительность. Вот Вторая мировая (да и Первая), несмотря на больший размах, все-таки был значительно короче. Война эта то застывала в угрожающем ожидании, то переходила в горячую стадию, вплоть до ведения боевых действий.

Все события, связанные с Сортирной войной, досконально восстанавливались по документам из скоповской папочки. Там были заявления, повестки, медицинские справки — их регулярно представлял Воронцов, который вместо того чтобы являться на очередной товарищеский суд, норовил прислать дочь с уведомлением о своей тяжелой болезни — всякий раз почему-то другой. Там были объяснительные записки, свидетельские показания. Складывалось полное впечатление, что товарищеский суд поселка Чоботы работал не покладая рук и пера. Что, впрочем, неудивительно, поскольку секретарем этого суда и был Иван Кириллович.

Товарищеский суд регулярно принимал решения, по которым местоположение сортира оставалось незыблемым — согласно генплану, а Воронцову предписывалось поставить глухой забор между участками. Но выполнять эти решения он совершенно не собирался.

После того как Воронцов во время очередной околосортирной стычки попал Скопову в лоб брошенным из-за забора кирзовым сапогом — меткий мужчина, ничего не скажешь — и рассек Ивану Кирилловичу голову, дело передали уже в настоящий суд.

В скоповской папочке нашлись повестки в народный суд, куда его приглашали в качестве потерпевшего. Дали Воронцову срок или все обошлось штрафом — неизвестно. Но высокий глухой забор Воронцов в конце концов поставил. Я видел этот забор — тот самый с характерным проломом, в котором регулярно появлялась злобная собачья морда.

В комоде у Лизаветы Кирилловны мы нашли свидетельство о смерти, подписанное врачом поселковой больницы Столяровым: в 1978 году Иван Кириллович умер от сердечного приступа.