Встречаемся на «Белорусской кольцевой». Народу битком. Девчонки листовки раздают. Стены сплошь оклеены газетами. Просто праздник стенной печати. Выходим на «Краснопресненской» и идем к Белому дому. Здесь много людей. Прямо в переулке стоит танк. На нем девушка. Кричит: «Они струсили! Язов подал в отставку! Они разбегаются!». Неужели? С чего бы это? Очень хочется ей верить. Спускаемся к Белому дому. Все вокруг слушают радио.
Юноша в кожаной куртке обнимает девушку, прижимает ее к себе. Как будто хочет ее спрятать. Любит, наверное. Чего сюда притащил? Да ведь девушки нынче самостоятельные, еще неизвестно, кто кого притащил. Я бы Ольгу ни за что не пустил. В глазах юноши стоит страх. Неужели у меня такие же глаза?
Мы куда-то идем. Здесь люди уже давно. Они собраны и деятельны. Каждый знает свое место, а мы пока не вписываемся. Садимся у костра. Какое-то броуновское движение. Все пытаются что-то узнать. Радио ни на секунду не умолкает. Возникают, циркулируют и растворяются слухи. Все об одном и том же: либо сейчас начнется штурм, либо ГКЧП накрылся медным тазом.
Напряжение растет. На Садовом начинается стрельба. Мы вскакиваем на парапет: отсюда видно, как в небо уходят трассы. Очень красиво. У меня дрожат колени. Я матерю себя последними словами. Но стоять не могу. Сажусь на парапет и независимо закидываю ногу на ногу. Вот, блин, защитник выискался. Стрельба быстро смолкает. От Садового подходят люди. Танки протаранили баррикаду из троллейбусов. Много раненых и погибших. Но танки ушли. Садовое пустое. Теперь надо ждать настоящий штурм. Он начнется в ближайшие часы.
Литовец рассказывает, как надо останавливать танки. Он опытный: в Вильнюсе уже занимался этим делом.
— Танк надо окружить и медленно отступать. Ни в коем случае не бросаться под траки. На броню тоже прыгать не надо. Просто остановить. Обзор нельзя закрывать — механик должен все видеть. Сослепу он может таких дел наделать… Пусть смотрит и видит, что мы люди, и он — человек. Это и есть наше оружие.
— А они захотят остановиться-то?
— А если стрелять начнут?
— Мы считаем, что они люди. Иначе все вообще бессмысленно.
— На Садовом что, не люди были?
— Там все неправильно делали. Не надо было в тоннель бросаться и обзор у танков закрывать. Танки прошли бы по Садовому и ушли.
— Они и ушли, только народу покрошили немерено.
— Погибших человек сто, говорят. Не считая раненых.
— Да нет, вроде поменьше.
— Они открыли огонь поверх цепей, и пули по навесной падали на людей.
— Раз трупы есть, они теперь не остановятся, им терять нечего.
— А может, наоборот — в штаны наложат и разбегутся?
— Хорошо бы, конечно…
Шеварднадзе приехал. Идет сквозь толпу. Ему аплодируют. Он тронут таким приемом. Все-таки мужественный человек. Мог бы и отсидеться, а вот приехал ведь.
— На мост! Цепи на мост! Танки уже на Кутузовском.
Стены Белого дома кажутся теплыми на ощупь. Хочется к ним прижаться. Но нельзя, нужно идти на мост.
Светка улыбается.
— Какая ночь хорошая.
— Живым все хорошо.
— Почему у тебя все шутки похоронные?
— Да ведь они у меня всегда такие.
— Не замечала.
Толик командует:
— Пошли уже. Хватит прохлаждаться.
Он строит нашу инвалидную команду, и мы идем на мост. Стоим. Перед нами только одна редкая цепь. За нами еще цепи. Мост впереди пустой. Кутузовский, насколько можно видеть, тоже пустой и темный. Вроде вдалеке появилась машина. Наверно, сейчас танки пойдут. Люди тихо переговариваются. Ничего не происходит. Стоим. Минуты тяжелые, как гири. Мы их двигаем, навалившись плечом.
Подходит юноша. Он возбужден.
— Танки развернулись на Можайке и уходят из города.
Опять эта пытка надеждой. А может, атака так и не начнется? Потусуемся на свежем воздухе и домой пойдем? Эх, только что-то не верится.
Танки так и не появились. Цепи на мосту начинают разбредаться. Мы сидим у костра. Почему-то все время возникают разговоры, что должен приехать Патриарх. Он как будто даже выехал.
— Да, если бы сейчас пришел, то вообще все, кто тут есть, обратились бы.
— Расслабься. Патриарх сейчас небось молебен служит за здравие ГКЧП и танки окропляет, чтобы мы им красочку не поцарапали.
— Эх, неверы! А я знаю, придет, может, инкогнито. Может, он уже здесь. Сидит у костра, безо всяких там мантий и панагий. Слушает вас и тихо-тихо молится за всех, и поэтому нас с вами до сих пор никто не тронул.
— Тогда он не Патриарх, а Христос.
— Почему бы ему не последовать достойному примеру?
К костру подходит человек.
— Цепи нужны на набережную и к третьему подъезду — там сейчас атака «Альфы» начнется.
— Вот тогда и узнаем, кто за нас молится.
Светка задумчиво:
— А у меня помидоры есть, может, понадкусаем?
Стелем на парапет газетку. Едим Светкины помидоры. Все уже здорово устали. На набережной людей совсем мало — может, человек сто. Никто не строится в цепи. Люди стоят редкой толпой и ждут. Сейчас здесь выдвинется «Альфа». Но «Альфа» все-таки люди же, не танки. Может, не так страшно.
Валерий Станиславович Буланников , Валерий Станиславович Буланников , Виталий Владимирович Щигельский , Виталий Николаевич Сероклинов , Виталий Николаевич Сероклинов , Евгений Александрович Шкловский , Евгений Александрович Шкловский
Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза