Вскоре пришла Аня. В ее прекрасных глазах было страдание. Она что-то принесла в полиэтиленовой сумке. Пошепталась с Оксаной и тут же вместе с ней куда-то ушла. Вернулись они часа через два, пьяные. Оксана полезла на печку. Аня плюхнулась на спальный мешок. Посмотрела затуманившимися глазами на Дашу и Иру.
- Как вы могли променять Красноярск на эту... избу? - забормотала она. - Я бы все отдала... чтобы жить в большом городе...
Вышел Волков, посмотрел на Оксану и Аню с удивлением и осуждением. Оксана ему пьяно заулыбалась.
- Не понимаю и не одобряю любви к алкоголю, - удрученно заговорил он. - Человек хочет испытать радость противоестественным способом. Но природа насилия над собой не прощает. А уж девушкам-то тем более пить не пристало.
- У меня... душа болит... - жалобно пробормотала Аня.
- А что случилось, Анюта? - сразу поменял укоряющий тон на участливый Волков. Она вздохнула.
- Я дядю Диму люблю... Всегда любила... С тринадцати лет... Он выйдет во двор и поет, а я слушаю, обо всем забываю. Он красиво поет... Я от своих никогда доброго слова не слыхала, а он меня увидит - обязательно что-нибудь хорошее скажет, пошутит... Конфетку даст... - лепетала она. - Он как к дочке ко мне относился. У них-то детей нет... Недавно я ему открылась... Мы хотели... А теперь ...
Она замолчала. Даже очень пьяные люди чувствуют, как правило, что можно говорить, а что нельзя. Полезла в спальный мешок.
Вскоре Оксана и Аня заснули.
Ужинали вчетвером. Спать легли раньше обычного.
Среди ночи Дашу разбудил шорох. Она открыла глаза. И увидала, как Юля вылезла из спального мешка, скинула с себя всю одежду и проскользнула в комнату Волкова. Оксана подняла лохматую голову. Послышался шепот Юли, приглушенный твердый голос Волкова. Вскоре показалась пристыженная Юля. Она залезла в спальный мешок и затихла.
- Ну ты реально... бесстыжая... - пьяно промямлила Оксана. Юля молчала.
"Как бы я его любила! - мечтала, засыпая, Даша. - Он писал бы свой труд, а я бы ему все условия создала для творчества... И мама, конечно, полюбила бы его ... Как все было бы хорошо!.."
13
Состояние Иры ухудшалось. Она то надолго замолкала, погружалась в себя, то пускалась в длинные философские рассуждения, бессвязные и путаные. То часами сидела почти неподвижно, то впадала в состояние лихорадочной деятельности, от которой вреда всегда было больше, чем пользы.
Этим утром обнаружили, что Иры нет.
- Она босая ушла, - воскликнула Даша.- Вся ее обувь здесь.
Волков и девушки пошли ее искать. Юля была подавленной, задумчивой, неразговорчивой. Они с Волковым старались не смотреть друг на друга. Покричали. Никто не откликался. Вдруг услышали что-то вроде пения в стиле рэп. Пошли на голос и вскоре наткнулись на Иру. Она сидела под сосной, скрестив босые ноги, пятками упираясь в живот, закрыв глаза, и ритмично бормотала:
- Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе...
- Ага, харя, харя, - проворчала Оксана и стала ее бесцеремонно тормошить.
- Может, сейчас нельзя ее трогать, - предположила Даша.
Оксана, не обращая на нее внимания, потянула Иру за руку и подняла.
- Зачем вы мне помешали? - жалобно лепетала Ира.- Я только вошла в медитацию.
Ее отвели в избу.
Вскоре явились с удочками Гаврилыч и высокий жилистый старик.
- Пригодились таблетки. Спасибо, - сказал Гаврилыч. - Вот уловом хочу поделиться. - Он положил на стол крупного окуня.
Старик остановил свои бледно-голубые глаза, добрые и умные, на Ане и размеренно заговорил:
- Утром, это, невестка из Сосновска приехала, рассказывает: вчера один климовский там шиканул. Все в городе об этом говорят. По всем приметам - отчим твой, Степка. Явился в самый дорогой ресторан. Под глазом фонарь уже был. Это ему Димка глаз подбил. Все самое дорогое заказал. Тут же к нему три проститутки, это, подсели. Денег не жалел.
- Он тот еще бабник, - ввернул Гаврилыч.
- А у него деньгами все карманы были набиты. Напился и, это, в банк засобирался. Мол, надо ему в банк успеть. Проститутки его за ручки вывели. Потом другие видели, как он уже без памяти на тротуаре валялся. С деньгами или уже обчистили - неизвестно. Менты, это, подъехали, увезли.
- Если не успели обчистить, так менты точно обчистили, - хмыкнула Оксана. - Они свое не упустят.
- И вот нет до сих пор, - добавил Гаврилыч.
На Аню нашло какое-то оцепенение. Она неподвижно сидела, подперев голову руками и глядя в одну точку.
Старик повернулся к Волкову.
- Говорят, Ленина, это, хотят из Мавзолея убрать. Это зачем?
- Действительно, незачем, - ответил тот. - Его не надо было бальзамировать. Даже с Крупской тогда не посчитались. Она была категорически против. А теперь пусть уж лежит. Он никому не мешает.
- И мы о том же: пусть, это, лежит. Хотел ведь человек, что б все были равными, счастливыми!
- Да, Ленин искренне желал счастья народу. Но... - Волков принял значительный вид, - от ликвидации богатых бедные богаче не становятся. Они становятся беднее.
- Это как это? Это если к примеру какого-нибудь миллионера заставить с бедными поделиться, они, это, беднее станут? Не то ты что-то сказал, Профессор.