Учителя эпохи сталинизма

Выступая на совещании молодых учителей, Варновате заявила, что она не может позволить себе оставаться учительницей и уходит на другую работу. Чиновник профсоюза Бычкова в ответ подвергла критике широко распространенное убеждение, что «намного интереснее работать на заводе или где-то в госхозе». В Дмитриевске некоторые учителя начальной школы стремились перебраться в среднюю, но многие оставляли преподавание совсем: «Учителя уходят работать на заводы, на стройки, в учреждения или еще что-то вроде этого, потому что их вынуждают покинуть школу». Крымская учительница Ильина заявила: «Лучшие кадры уходят. Когда они видят ужасное обращение с учителями, то просто уходят в какой-то технический институт или учебное заведение, где будет лучшее снабжение». Такая же озабоченность оттоком учителей сквозит в сообщении из Донецкой области: «В районе очень мало квалифицированных учителей, но и они бегут из района». Партийный комитет Северного края с иронией отметил: «Мы хотим отправить лучших учителей на Север, но в настоящих условиях нет не самых лучших и даже самых худших, учителя бегут прочь»^{275}.

Судя по замечанию Ильиной, учителя часто оставляли школу, чтобы продолжить свое образование. Многие собирались вернуться к преподаванию, а для других школа стала лишь перевалочным пунктом. В Белоруссии один человек стал учителем ради «чистой работы… чтобы уйти из колхоза», но сделал тем самым только первый шаг на пути к конечной цели: «Я надеялся поработать немного, подкопить денег и затем устроиться в конструкторское бюро». Другие учителя уходили работать в школьную администрацию, отделы образования и партийные органы. Молодой украинец по фамилии Вавый шесть лет отработал учителем в деревне, потом в отделе образования, затем в районном совете и снова как учитель (по собственному желанию, отметил он) и, наконец, как преподаватель на курсах. Один участник Гарвардского проекта начинал простым учителем, затем стал в 1935 г. завучем, потом директором школы и вернулся к преподаванию в 1937 г. В Северном крае И. Е. Марков работал учителем, учился в педагогическом институте, руководил районным отделом образования, вернулся в педагогический институт и снова стал учителем^{276}.

Как видно по этим примерам, текучесть не всегда означала уход из школы. На состав учителей и их отношение к профессии также влияло «горизонтальное перемещение» между школами или районами. Московские плановики подсчитали, что «переход учителей из одной школы в другую» составляет 20% ежегодной текучести, то есть в 4 раза больше окончательной смены профессии^{277}. Порой учителя переезжали с места на место по семейным обстоятельствам, особенно женщины, следующие вслед за своими мужьями. Перевод учителей Корелева и Михельсона в другие деревни вынудил их жен, также учителей, последовать за ними. Сибирская учительница Васильева, о судьбе которой рассказано в начале предыдущей главы, переезжала с места на место вслед за мужем несколько раз^{278}.

Многие деревенские учителя искали работу в городских школах. В 1930 г. самарский городской отдел образования получил больше 600 заявлений от сельских учителей, но «добровольно пожелал ехать в деревню только один педагог т. Храповицкая». В 1931 г. в Азербайджане инспектор сельского РОНО перевелся на работу учителем в Баку, а затем устроил в городские школы еще десять своих коллег. Учитель С. Е. Хозе перебрался из украинской деревни в одну из крупнейших школ Москвы — характерный для первой пятилетки пример перемещения из села в город. В Ленинградской области несколько городских учителей, которых «с большим трудом» отправили в сельские районы, обнаружили встречный «поток» учителей, которые направлялись в Ленинград^{279}.

В то время как переезд из одного района в другой не влиял на общее количество учителей, ощущение нестабильности школы и общества в целом при этом усиливалось. Под Смоленском одна молодая учительница меньше чем за шесть месяцев поменяла шесть школ; в Ярославской области Гусева стала восьмой учительницей второго класса за год; в Харькове за два года в четвертом классе сменилось одиннадцать учителей. В некоторых случаях текучести способствовали административные решения. В Восточной Сибири учитель Полтавский провел шесть месяцев в «полупервобытной» общине, пока его не назначили в новую школу. В Карелии Скрисанова в течение года сменила три разные школы, несмотря на ее сетования, что такая нестабильность вредит ей лично и просто мешает нормально работать. Е. С. Пильщикова, проработавшая двадцать лет в одной и той же школе близ Смоленска, пожаловалась в газету, что вынуждена каждый год выстраивать отношения с новыми и неопытными коллегами. В одном районе около Киева каждый год «больше половины преподавателей» заставляли менять школы, что вызывало широкое недовольство: «Учителя целыми группами осаждают отделы народного образования, пытаясь узнать о причинах их перевода или увольнения, для того чтобы написать протест»^{280}.