Учителю — с любовью (ЛП)

 — Но мы отклоняемся от темы урока, а тема эта — Африка. Африканский континент очень интересен своим разнообразием народностей, религий, культур и климатических условий. Цвет кожи разнится от черного — у негров в бассейне реки Нигер, до более светлого — у многочисленных арабских народов, и белого — у переселенцев из Европы.

 — А южноафриканцы белые, да, учитель?

 — Южноафриканцы — это жители Южной Африки, независимо от цвета кожи. Вот ты, Фернман — житель Лондона, и Силс тоже, хотя кожа у вас разного цвета. А моя родина — Британская Гвиана, но там живут тысячи людей с белой кожей и светлыми, рыжими или темными волосами.

Да, было трудно — я почти не мог опираться на учебники, — и все же работа с этими непоседливыми, любознательными сорванцами приносила мне массу удовлетворения.

Как-то вечером по дороге домой я увидел старого табачника, стоявшего возле своей лавки. Он пригласил меня зайти. Маленькое помещение было заставлено банками с конфетами, бутылками с содовой водой, деревянными ящиками и разрисованными подносами.

Хозяин, наклонившись над узким прилавком, крикнул что-то на идиш, за полуоткрытой дверью послышался женский голос, и из внутренней комнаты выплыла полнотелая хозяйка — глава семейства.

 — Мама, это новый учитель в школе «Гринслейд».

И он простер руки, словно фокусник, показывающий публике кролика. Я с улыбкой поклонился пожилой женщине, она заинтересованно кивнула в ответ.

 — Как вас зовут? — спросил он.

 — Брейтуэйт, — ответил я. — Рикардо Брейтуэйт.

 — Я Пинкус, а это — Мама Пинкус. — В его голосе и жестах чувствовалось сыновнее почтение.

 — Здравствуйте, Мама Пинкус.

 — Кажется, я нашел для вас жилье. — Табачник подошел к маленькой-конторке и взял с нее карточку, на которой было написано объявление о сдаче комнаты. — Мама думает, это хорошая комната, может быть вам подойдет.

Я поблагодарил их и взял карточку. Как трогательно — эти добрые люди не забыли обо мне, о моей просьбе.

Я решил посмотреть комнату не откладывая — уже несколько раз я опаздывал на занятия. Мистер Флориан, правда, относился к моей транспортной проблеме с пониманием, тем не менее надо «окапываться» где-то неподалеку от школы. Если получится, скажу Маме и Папе, они, конечно, меня поймут. А не получится… что ж, все пока останется как есть.

Адрес привел меня к домику на малопривлекательной улице, но мостовая возле дверей, как и в соседних домах, была выскоблена добела, а медное дверное кольцо и кружевные занавески на окнах говорили о стремлении жильцов поддерживать чистоту. Для многих местных жителей семейный очаг был предметом вожделенной гордости. Я постучал, и дверь тут же открылась. На пороге, улыбаясь, стояла большая краснолицая женщина.

 — Добрый вечер. Я пришел справиться о комнате.

Улыбка сменилась холодной отчужденностью, так хорошо мне знакомой.

 — Извините, я ничего не сдаю.

 — Но мистер Пинкус сказал мне об этом несколько минут назад, — возразил я.

 — Извините, мы передумали. — Она скрестила руки на груди. Суровый облик ее говорил: решение окончательное.

 — Кто там, ма? — послышался из глубины дома девичий голос.

 — Какой-то чернокожий ищет комнату. — Слова вылетали из ее рта, словно ядовитые стрелы.

Охваченный смятением и гневом, я повернулся, чтобы уйти, как вдруг за спиной женщины раздался какой-то шорох, и полный ужаса девичий голос пролепетал:

 — Ой, господи, это же учитель, это же наш учитель. — Я оглянулся и увидел удивленное лицо женщины, а из-за ее спины, перепуганная и веснушчатая, выглядывала Барбара Пегг. — Ой, господи…

Я сказал себе, что это была первая и последняя попытка найти «берлогу» в этом районе. Пока от меня не отрекутся Папа и Мама, их дом — это мой дом. А бедная Барбара еще долго избегала меня и заливалась краской всякий раз, когда я обращался к ней на уроке.

Примерно месяц спустя мы с Джиллиан впервые договорились встретиться за пределами школы. Со дня похода в музей мы, словно сговорившись, обходили молчанием все, что касалось только нас двоих, но возникшее между нами чувство день ото дня становилось сильнее и глубже.

И наконец Джиллиан предложила провести вечер вместе. Какой это был чудесный вечер! Мы смеялись и разговаривали, сидели в кино, держась за руки, ужинали в Сохо и каждую секунду наслаждались обществом друг друга. В жизни я не был так счастлив.

Вскоре мы стали встречаться регулярно, ходили в театры, в кино, на концерты. В такие вечера Джиллиан много рассказывала о себе. Ее родители жили в Ричмонде. Отец часто ездил за границу — он занимался международными банковскими операциями, мать была модельершей. Сама Джиллиан жила в Челси, а в Ричмонд ездила повидаться с отцом и с матерью. Два года назад она закончила колледж и отделилась от родителей, решила жить самостоятельно. Полтора года Джиллиан проработала редактором в женском журнале, потом ей это надоело, и она пошла преподавать. Дело не в деньгах — в редакции она зарабатывала неплохо, да и родители помогали, — просто ей хотелось более живой работы.