Удача

За дверями «Дупла» Алику сначала показалось, что все вокруг усыпано битым стеклом, необыкновенно блестящим. Потом он понял, что видит сквозь землю, будто сквозь лед на озере. Предметы, разные, непонятно как оказавшиеся в глубине земли, блестели под ногами, как пятна света, разного цвета и величины.

– Культурный слой, – Алик глотнул шампанского из бутылки. – Как много денег, оказывается, повсюду валяется. Эх, знать бы об этом раньше в период нищеты.

– Нищета – порок-с, так говорил Достоевский, – сказал Семечкин. – Слегка был знаком, вместе на каторге отбывали.

Семечкину опять приходилось верить. Алик поставил бутылку на кирпичную глыбу, вечную, вросшую в землю двора, ее Алик помнил всегда. В глубине кирпича мерцало золото, уже знакомое Алику пятно света.

– Монета там что ли? – пытался понять Алик.

Золотой червонец с каким-то Николаем, – сказал Семечкин. – Раньше здесь стоял угол фундамента. Дореволюционный хозяин замуровал на счастье в 1913 году, когда начал строить доходный дом. Говорил, что это самое твердое основание для будущего процветания.

– У меня жилье скромнее, – произнес Алик. – Пойдем, познакомишься. Думал, что скоро выгонят меня из моего угла, все ждал исполнителей. – На ходу допил шампанское и отбросил бутылку. – Но теперь их есть чем успокоить. А я уже сам начинаю предметы различать. Вон глубоко золотой перстень блестит, сплющенный такой, а там, вроде, остатки древнего кошелька с билоновыми монетами.

Остановившись у двери своего подъезда, Алик добавил:

– Мы с кошкой проживаем очень скромно. Даже тараканы у меня отчаялись от голодомора, эмигрировали. Впрочем, говорят, что они повсюду исчезли.

– Вы, человеки, странный вид безволосых обезьян, так плохо относитесь к другим живым существам на своей Земле, – произнес Семечкин. – А мы создали тараканам другой светлый мир. Избавили от вас. Сложный тяжелый вы народ. Лучше бы мне воплотиться на земле носорогом или бобром.

И опять этому приходилось верить.

Часть вторая Богатство

Глава 6 Под денежным дождем

– Я на этой Земле и муравьем побывал, и дикой пчелой, – рассказывал Семечкин.

Он сидел на кухне на подоконнике и, конечно, грыз семечки. Сплевывал шелуху за окно. Прохожие во дворе иногда останавливались и с удивлением глядели вверх. Неподвижное, не меняющееся при разговоре лицо – такой странный знакомый.

– Немалое наказание – жить в человеческом туловище. Надоело. Руки эти и особенно ноги не люблю. Переступаешь ими, переступаешь. Тюк! Тюк! Еле ковыляешь. Лучше бы муравьем остаться. Напрасно усмехаешься, – сказал он Алику. – Муравьи – существа, нисколько не примитивнее вас. А я теперь маюсь среди вас, существ из мяса и жира, закутанных в тряпки.

Алик сидел напротив, на мешке с мелочью. Из другой комнаты доносился звон, там шел некий локальный денежный дождь. Монеты сами по себе теперь влетали в квартиру, кружились тут, как мухи, и падали оземь.

Видно, как влетело древнее монисто с большими серебряными монетами, повисло над белым роялем «Steinway s sons». Тот сам по себе негромко играл какую-то незнакомую мелодию, вроде бы придуманную им самим. Монисто, наконец, с грохотом рухнуло на него. Рояль умолк, потом заиграл опять.

– Я просил, чтобы монеты не появлялись из могил, – сказал Алик Семечкину. – Надеюсь, что твои земляки об этом помнят?

– Наверное, – как обычно равнодушно ответил Семечкин.

Алик подобрал и рассеянно разглядывал древнюю античную монету, маленькую, еще теплую от непонятно каких физических процессов:

– Ушла нищета, навсегда, оглядываясь и бессильно грозя кулаком. Просил еще, чтоб появился знаменитый перстень Элизабет Тейлор, тот, что она потеряла на пляже в Калифорнии, но он все не летит и не летит. Бывали времена, и у меня было много денег, – добавил он. – Тогда я тоже мог считаться немного всемогущим. И так скажу, люди зря ожидают от денег больше, чем те могут дать. Много наслаждения посредством денег не урвешь. Изумительного удовольствия от жратвы и выпивки не испытаешь, я пробовал. С бабами почти тоже самое. К тому же потом сомневаешься – неизвестно, кто кого использовал. Вроде бы баба тебя.

Заложив за спину руки, Алик пошел, увязая ногами в монетах, как в снегу. В другой комнате денежный дождь моросил гуще. На голову падали теплые монеты.

Повсюду, наполовину погрузившись в металлические деньги, теперь стояли гигантские свиньи-копилки. Их оригинал Алик увидел и купил в комиссионном магазине, усилиями земляков Семечкина изготовили их гигантские копии.

Монеты кружились над ними, как пчелы над ульями, ползали по ним, потом залезали внутрь, в щели.

Аквариум тоже наполовину заполнила мелочь. Сейчас в него, распугав дорогих рыбок, арован и мятных ангелов, рухнул серебряный брусок. Похоже, древняя денежная единица времен Новгородской республики.

На стене по-прежнему бодро шли фамильные часы. Пустые, лишенные механического нутра, тикали непонятно чем.