Сейчас нижесидящие обсуждали, что нужно предпринять с весами, которые Митька Савонарола нашел на свалке. Если отбросить матерные слова, от дискуссии оставалось мало, но понятно, что нищие гуимплены ждали от продажи весов колоссальной прибыли, стоили фантастические бизнес-планы.
Алик, как успешный когда-то, хоть и разорившийся потом коммерсант, понимал, что нищие не разбираются в торговом деле. Подумал, что лучше бы поменяли на рынке на картошку.
Шлеп! Шлеп! – Пьяный бред местного нищенства перебивали удары ковровых выбивалок. Невдалеке перед висящим ковром стоял некто странный, хоть и видимый только со спины. Сильно-сильно рыжий, почти красный, в непонятной белой рубашке, словно бы добытой в психдиспансере, с пуговицами сзади и в каком-то необычном головном уборе, как будто сложенном зеленом цилиндре. Маленький, пузатый, с тонкими руками и ногами, немного похожий на осьминога, он ритмично выбивал ковер сразу двумя выбивалками, сплетенными из стальной проволоки.
Когда-то до своего внезапного разорения Алик, успешный и обеспеченный, снисходительно наблюдал за шевелением мелких людишек внизу. Наблюдал и делился впечатлениями весело, со злобноватым юмором. Сейчас высокомерие совсем перестало идти этому мелкому, сильно изношенному, с большим напряжением выживавшему мужичку. Прежний насмешливый цинизм сменило злобное раздражение ко всем пробегающим мимо. Алик сам ощущал, что приближается к уровню назойливого параноика.
Теперь он ходил по комнате, ел горчицу, опуская в банку палец и облизывая его. Потом чистил в ванной ботинки, выскребывая этим пальцем остатки сапожного крема.
Бедность. Особое физиологическое состояние, вроде болезни. Вдобавок вонял, некстати засорившийся, унитаз. Подошла кошка, молча, вопросительно глядела.
– Потерпи, вдруг повезет. Может, пойдет сегодня копейка, – сказал ей Алик. – Злодеи разорили нас. Теперь мне остался единственный способ добывать деньги – откровенно подбирать их у себя под ногами.
Кошка смотрела тревожными глазами.
– Лучше всего обирать монеты ранним-ранним утром, – поделился с ней Алик. – Когда только становится видно. Чаще всего монеты и даже украшения валяются на остановках, где их почему-то никто не видит. И на автостоянках тоже. Хорошо собирать денежную падаль, пока ее машины не растоптали. И проклятые дворники не смели.
Голоса нищих теперь раздавались прямо под окнами. Кажется, те сидели на крыльце подъезда.
Алик вышел на балкон. Гуимплены добыли еще спирта, сейчас деловито вскрывали мелкие пузырьки. Устроились на дне жизни основательнее Алика.
– Алкоголизм, хоть слово дико, но мне ласкает слух оно, – не сдержался, процитировал Алик. – Гляжу, процветают отбросы общественности, неплохо вам живется.
Трое, задрав головы, смотрели на него.
– Рай для нищих и шутов, как сказал поэт, – добавил Алик.
– Добрых дней, – заговорил Димка Торквемада. – Начальник, спусти нам, кинь хлеба на закуску.
– Может, тебе еще и бутылку «Путинки» скинуть. Нету ничего у меня, голо.
– Или весы купи! Тыща рублей, – предложил Савонарола.
– Не по карману, ваше преосвященство. Ну, давайте гуляйте. Торжествуйте, подобно пирующим во время чумы.
Снизу смотрели с недоумением.
Слышно как уже двинулись, завыли первые троллейбусы. Проходя через комнату, Алик с раздражением посмотрел на себя в зеркало. Отражение смотрело с такой же злобой. Там маленький, худой, головастый мужик самых средних лет. Бледный, несмотря на жару.
На полу осталось белое пятно, сметана для кошки.
– Ешь быстрее, а то жарко – быстро высохнет, – предупредил на прощание Алик.
В подъезде вспомнил, что сегодня пятница, тринадцатое. Впрочем, для него стали безразличны дни и ночи. Сейчас он думал о мести. О мести тем, кто ограбил и разорил его, он думал, впрочем, постоянно. Мысленно создавал тщательные, сложно устроенные планы. Подробные и бессмысленные. Ибо ни на что он, нищий собиратель копеек, не способен. А сейчас еще размышлял о том, что мошенники и воры при всем – всегда неудачники. Они не только ограбили его, Алика, они опустили его до своего привычного обыденного уровня. Теперь вокруг тупость, ложь, обман. Подлая хитрость. Он будто оказался посреди болота, в вонючей грязи.
«Вот появился бы какой-нибудь старик Хоттабыч! Почему в этой самой жизни подобного не происходит?»
Алик спускался по лестнице. В раскрытых настежь окнах подъезда виден двор. Тишина, будто в пустой комнате. Нищих не видно и не слышно, те исчезли.
Профессионально глядел под ноги. Вроде заметил пятирублевую монету на ступенях, но при прикосновении оказалось, что это использованный презерватив. Непонятно как он попал сюда.
Мрачно напевая «Алкаши, алкаши, днем и ночью хороши!», вышел из подъезда.
Сразу увидел на крыльце, уложенную кучкой, маленькую горку мелочи. Денежная пирамидка, опять оставленная пьяными гуимпленами. Непонятно какие изменения в покореженных алкоголем мозгах заставляли тех не то выбрасывать, не то забывать деньги.