Подойдя к одной из них, Молли повернула бронзовую ручку и, шагнув в сторону, сказала:
– Прошу вас!
Подтянув живот, я прошел мимо нее и, оказавшись в предназначенных мне апартаментах, замер.
Лучше и придумать ничего было нельзя.
Просторная комната мягко освещалась двумя большими окнами, за которыми шевелилась зеленая, как глаза Молли, листва большого тополя.
На стенах, затянутых тусклым узорчатым шелком, висели несколько старинных картин, а между ними торчали темные бронзовые подсвечники, обещавшие уют и покой долгими зимними вечерами. Справа от двери был камин из грубого камня и за его кованой решеткой лежали дрова – поджигай и кайфуй. Посередине комнаты стоял большой дубовый стол, покрытый гобеленовой скатертью, и в центре стола высился старинный бронзовый канделябр.
Как видно, Молли любила свечи, их теплый неяркий свет, притягивающий взгляд и наводящий на спокойные мысли…
Справа и слева в обеих стенах были двери.
Заметив, что я смотрю на них, Молли сказала:
– Слева – спальня, справа – ванная.
Комната наполнилась негромким шелестом листвы, послышались казавшиеся далекими звуки большого города, и я почувствовал себя дома.
Точно такие же квартиры можно найти где-нибудь на Васильевском острове или на Петроградской, в них живут люди, которым удалось всеми правдами и неправдами сохранить дух старого Города, его настроение, историю своего рода…
На стенах их квартир так же висят старинные картины, дверные ручки так же скалятся львиными усмешками, а кое-где можно встретить даже дореволюционный фаянсовый сливной бачок и болтающуюся на почерневшей цепочке фаянсовую же белую ручку с синим оттиском фабриканта.
Вздохнув, я отвернулся от окна и, посмотрев на Молли, которая с любопытством наблюдала за мной, сказал:
– Выпишите чек.
Честно говоря, я бы ее купил.
Молли подняла тонкие брови и удивленно сказала:
– Вы даже не поинтересовались, сколько это стоит.
– Да, – я спокойно посмотрел ей в глаза, – вы правы. Это меня не интересует.
– Ну что же… – она снова улыбнулась своей удивительной тонкой улыбкой, – вот они, оказывается какие – русские миллионеры. Вы ведь миллионер?
– Да, я миллионер. Что-нибудь не так?
– Нет, что вы, все в порядке, – Молли посмотрела на меня и вдруг покраснела, – просто я не видела раньше ни одного русского.
– Ну вот – смотрите! Ни черной бороды по грудь, ни красных шаровар, ничего такого.
– Честно говоря – да.
– Интересно, чем же?
Мне и в самом деле стало интересно, чем же такой гарный хлопец, как я, миллионер, да еще и с новой мордой, может разочаровать прелестную рыжую ирландскую девушку с зелеными, как трава, глазами.
– Ну-у-у… – Молли снова покраснела, – если бы вы были не миллионером…
– Увы, – я развел руками, – но тогда я бы не пришел сюда и не смог бы познакомиться с вами. Так что – лучше уж быть миллионером.
Молли стрельнула в меня своей тонкой улыбкой, потом резво повернулась на месте, зашуршав платьем, и, оглянувшись через плечо, сказала:
– Пойдемте, Майкл, я познакомлю вас с папой. Хоть я теперь и распоряжаюсь тут сама, он по-прежнему любит знакомиться с новыми жильцами.
Не понял!
Прошлым летом я сам видел, как «Одесса» превратилась в пыльную груду кирпичей, а теперь стоит себе на прежнем месте.
Возродилась, как, понимаешь, Феликс из пепла!
Приглядевшись, я увидел, что возродилась она, конечно, не волшебным способом, а трудами американких работяг. Ничего не скажешь, постарались. Все было сделано, как раньше – ну просто тютелька в тютельку.
И разношерстная публика, оживленно шарахавшаяся по Брайтону, была все той же. Постояв у входа в «Одессу» и поглазев на постылые русские вывески про колбасу и кожаные пинжаки, я подошел к дымчатой стеклянной двери и протянул руку к длинной никелированной штанге, служившей дверной ручкой.
Но дверь открылась раньше, чем я успел до нее дотронуться, и передо мной образовался здоровый лоб, который с любезной улыбкой посмотрел на меня и сказал:
– Добро пожаловать в русский ресторан «Одесса». Мы рады видеть вас и надеемся, что вам здесь понравится.
У меня отвисла челюсть, но, сделав вид, что все так и должно быть, я улыбнулся ему в ответ и шагнул через порог.
Да, блин, новая метла по-новому метет.
Вышибала – вон какой любезный, да и в холле поприличнее стало.
Оглядевшись, я повернулся к вышибале и сказал:
– Видите ли…
–
Вышибала важно кивнул, подтверждая, что кухня здесь действительно что надо, и одновременно показывая, что ему известно – не все приходят сюда штевкать.