В прошлый раз я не захотела слушать, когда он пытался рассказать мне о моём отце, а не стоило отказываться. Или, может быть, мне хотелось бы вернуться в то время, когда я лежала в постели и ничего этого не знала. В любом случае, я предпочитаю незнание холодной, суровой правде.
Кресло Форджа скребётся по напольной плитке.
— Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Если ты не веришь ничему, что я говорю, поверь этому.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я больше не знаю, во что верить. Всё, что я знаю, что чем скорее ты завершишь эту грёбаную сделку, тем скорее я смогу развестись и вернуться к нормальной жизни.
— Всё не так просто. Теперь ты знаешь, кто ты. Другие люди знают, кто ты. Твоя жизнь никогда не будет такой, как прежде. — Он стоит, как тиран, за своим столом. А мне не нравится, когда мне диктуют.
Я запускаю руки в растрёпанные волосы и хватаюсь за голову, идя в другом направлении.
— И кто в этом виноват? Чем я заслужила это? Я ничего не могу сделать, так почему я должна сдаться и стать пешкой в твоей грёбаной игре?
Когда я снова поворачиваюсь, опускаю руки и использую их, чтобы подчеркнуть каждое последнее слово, которое я должна сказать.
— Нет. К чёрту. Я упакую своё дерьмо и отправлюсь в Прагу. Выиграю кучу долбаных денег в Гран-при, а потом уеду. Ты, блядь, никогда снова не найдёшь меня, Аланну и Саммер.
49
Фордж
Когда Инди говорит, что исчезнет, и её никогда не найдут — это всё равно, что получить удар в грудь.
Я знал, что потеряю её. Знал это с самого начала. Но теперь, столкнувшись лицом с реальностью, я этого не допущу.
Я сую руки в карманы, пытаясь держать себя в руках. И с треском проваливаюсь.
— Что за хрень ты несёшь? Ты никуда не поедешь. Не говоря уже о Праге, чтобы сыграть в какой-то чёртов гран-при.
Инди приближается ко мне, похожая на принцессу воинов, готовую сражаться голыми руками.
— Даже не думай, что сможешь остановить меня. Это не грёбаный Алькатрас. Ты не мой надзиратель. Я ухожу и больше не вернусь.
Миллионы эмоций вспыхнули во мне, как мерцающее пламя, но я затушил их все льдом. Кроме ярости. Я хватаю Инди обеими руками и выдаю:
— Попробуй уйти. И. Посмотришь. Что. Будет. — Я выплёвываю каждое слово, словно проклятие, обхожу стол и нависаю над ней.
Если понадобится, я, блядь, запугаю её, чтобы заставить слушать меня. Я не буду шутить с её безопасностью.
Ярость превращается в лёд, когда я обдумываю последнюю угрозу. Мой голос становится низким и тихим, просто чтобы убедиться, что она всё понимает.
— Если ты попросишь Бастиена прийти и спасти тебя, клянусь Богом, я убью его голыми, блядь, руками.
Рот Инди открывается, а её голубые глаза расширяются от шока.
— Ты думаешь, что в прошлый раз я просила его приехать сюда? Разве ты не понял? Я ненавижу его! Он последний человек, к кому я обращюсь за помощью. — Она так убедительно говорит, но история не лжёт.
Мое самообладание выходит из-под контроля.
— Раньше ты уж точно, блядь, не теряла зря времени, побежав к нему за помощью.
Ноздри Инди раздуваются, и она бросает на меня мятежный взгляд.
— У меня не было выбора! И тогда мне было плевать на тебя.
Её почти наверняка непреднамеренное высказывание меня останавливает.
— Что ты сказала?
Губы Инди сжимаются, и она отступает. Но не может забрать обратно то, что сказала. Я, блядь, слышал это.
— Что ты сказала? — я повторяю свой вопрос. Она качает головой, волны светлых волос вьются над её плечом.
— Неважно. Мы заключили сделку. Ты завершаешь сделку и даёшь мне чёртов развод. До тех пор я не хочу видеть тебя или разговаривать с тобой, если ты собираешься обращаться со мной как с ребёнком в лучшем случае или как с заключённой в худшем.
Инди разворачивается на босых ногах и выбегает из моего кабинета. С её губ срывается рыдание, прежде чем она захлопывает за собой дверь.
— Блядь! — я беру стул, на котором она сидела, и запускаю через всю комнату. Древесина трескается при ударе о стену, раскалывается на части и оставляет след.
По коридору раздаются шаги. Кто-то стучится в дверь моего кабинета.
— Сэр, всё в порядке? — это Дорси.
Вместо того, чтобы схватить другой стул, я подхожу к двери и распахиваю её. Сжав руки в кулаки и вдохнув в лёгкие воздух, я отдаю приказ:
— Скажи всем, что моя жена не должна покинуть этот грёбаный остров. Если она это сделает, вы все уволены. Все вы. Поняла?
Дорси отступает на шаг и кивает.
— Да сэр. Поняла, сэр.