– Что случилось? – встревоженно спросил он девочку. – Неужели японцы пришли нас арестовать?
– Нет, не волнуйся. Просто мне надо у тебя кое-что спросить. – Она с заговорщическим видом приблизила губы к его уху. – Я подумала, что, когда стану достаточно взрослой, чтобы управлять корпорацией, твой папа, пожалуй, уже уйдет на пенсию. Роберт, прошу тебя, стань моим управляющим в Гонконге, когда вырастешь!
Роберт нашарил очки и не без торжественности водрузил их на нос.
– Вообще-то я собирался стать нейрохирургом. Боюсь, что в качестве управляющего от меня будет мало толку.
Лизандра не смогла сдержать вздох разочарования.
– Ну тогда, по крайней мере, пообещай мне, что подумаешь над этим как следует, – кротко попросила она. – Мандарин всегда говорил, что хорошие друзья – незаменимые в коммерции люди.
Филипп не хотел рисковать, поэтому сразу после завтрака Роберт с матерью должны были отправиться в Каулун к друзьям. Там они собирались переодеться в крестьянскую одежду и пробираться в глубь Китая, где в небольшой деревеньке жили их родственники. Когда Роберт и Айрини прощались с Лизандрой, та не выдержала, заревела и бросилась их целовать. Потом мать с сыном ушли, а Лизандра с волнением прилипла к окну. Сначала на улице появился Филипп и стал оглядываться, проверяя, нет ли за домом слежки. Затем он махнул рукой, и Айрини с Робертом вышли наружу через черный ход. Лизандра провожала их глазами, покуда они не скрылись, затерявшись в аллее, которая вела в многолюдные жилые кварталы города, где ютилась беднота.
По мере того как приближалось назначенное время, Лизандра и Филипп стали собираться. Ао Синг помогла девочке надеть лучшее платье из голубого хлопка, белоснежные носки и черные кожаные ботинки. Хотя погода стояла жаркая, Лизандра надела поверх легкого платья роскошный халат из тяжелого темно-синего шелка, вышитый золотыми и алыми шелковыми нитями. Поскольку японцы реквизировали для нужд армии все частные легковые автомобили в городе, она в сопровождении Филиппа и верной Ао Синг уселась в колясочку рикши и отправилась в здание корпорации.
Служащие компании, предупрежденные о визите японской военной администрации, собрались в огромном нижнем холле с колоннами и, тихо переговариваясь, нервно ожидали прибытия незваных гостей. Поэтому они были чрезвычайно удивлены и обрадованы, когда вместо чванливых японцев в холле появились управляющий корпорацией Филипп Чен и малютка Лизандра в роскошном одеянии Мандарина. Служащие мгновенно выстроились в стройную линию и почтительно склонились перед важными особами, когда те проходили мимо. Лизандра, не растерявшись, также вежливо поклонилась каждому из служащих и произнесла несколько слов приветствия.
Офис Мандарина, расположенный в дальнем конце холла на первом этаже, полностью сохранил свой прежний вид – все в нем осталось точно так же, как было при Лаи Цине. Никому не разрешалось пользоваться кабинетом, и его навещали лишь уборщики, которые поддерживали здесь идеальный прядок. Китайская чернильница Лаи Цина на серебряной подставке, кисточки для письма и старинные деревянные счеты были аккуратно расставлены на столешнице из черного дерева в таком порядке, что ими можно было в любой момент пользоваться. Лизандра с благоговением взирала на большой портрет Мандарина, висевший на стене, – она даже попыталась робко улыбнуться дедушке, одетому на портрете так же, как и она, в шитые золотом и шелком темно-синие одежды. Лицо Лаи Цина излучало доброту и мудрость, которые были ему присущи при жизни и о которых Лизандра знала не понаслышке. Чувствуя, как у нее от страха подгибаются ноги и потеют ладони, девочка тем не менее забралась на высокий троноподобный старинный стул из черного дерева, который стоял рядом с большим столом.
Умирая от ужаса в ожидании страшного японского генерала, Лизандра подумала, как было бы хорошо, если бы рядом с ней оказались мамочка и папа. Желая набраться мужества для предстоящего свидания, она снова и снова обращалась взглядом к портрету Мандарина, вспоминая те счастливые дни, когда он впервые взял ее с собой в Гонконг. Она знала, что в дни испытаний дедушка потребовал бы от нее выдержки и отваги, как требовал их всегда в первую очередь от самого себя.
Филипп Чен стоял за спинкой стула Лизандры, а с десяток служащих – директоров отделов – выстроились вдоль стены. Одна лишь Ао Синг затаилась на корточках в углу, ощупывая подушечкой большого пальца лезвие острого, как бритва, кухонного ножа, спрятанного под черным китайским одеянием. Ао Синг готова была убить всякого, кто только попытался бы причинить ее любимой воспитаннице малейший вред.
Ровно в одиннадцать часов послышались голоса, отдававшие команды на чужом языке, и по мраморным плитам в холле раздался топот многочисленных ног, обутых в подкованные металлом тяжелые военные ботинки. Дверь в кабинет Лаи Цина с грохотом распахнулась, и в ее проеме показался генерал, который внимательно осмотрел всех присутствующих пронзительными глазами-щелочками.