— Что бы вы не задумали, у вас ничего не выйдет! — заявил воевода, пятясь к камину. — Из Варлии прислали Соловья, который уже выпытал у Бродского весь ваш план. Сейчас Соловей занимается твоим цепным щенком, Августом.
— Вот же сука! — рявкнул Ореон, запрыгнув на стол.
Несмотря на свой возраст, старик всё ещё оставался в форме, потому ему не составила труда рвануть по столу и прыгнуть с него прямо на Эркью. Его сабля со всей силой ударилась об выставленный меч. Толстяк не сумел блокировать столь сильный взмах, потому меч его опустился, а загнутое острие сабли прошлось по кольчуге, рубя её, как ткань.
— Вроде старик, а мечом махать ещё умеешь! — подметил Эркью, отступив к камину.
— Что ты сделал с Бродским, ублюдок?
— Он мёртв. Люциус вырвал у него глаз и, получив информацию, заставил сожрать глазное яблоко, в которое перед этим вколол мощный яд. Изощрённо, не правда ли? — Эркью безумно улыбался и почти хохотал, от чего желание убить его самым жестоким способом всё росло и росло. — Ты, кстати, знал, что настоящее имя Бродского Алтым? Убого, верно?
Занеся меч, Ореон подпрыгнул к Эркью, чего тот не ожидал, а затем рубанул воеводу по груди. Острие, разорвав кольца кольчуги, с треском прошлось от паха до груди. Кровь незамедлительно хлынула из пореза, а Эркью, растерявшись, попятился и споткнулся об бревно. Его голова с приятным хрустом насадилась на прутья камина.
Старик вздрогнул от увиденного зрелища, и злоба в глазах обратилась сочувствием. Эркью когда-то был хорошим мужиком, но как это бывает, деньги испортят каждого. Орена это тоже касается, ведь он предал принципы ради горы золота. Он клялся себе, но в его походах никогда не будут умирать невинные, что он никогда не будет воевать на стороне Элтии, но теперь по приказу Элтии он должен убить всех, кто живёт в этой деревне. Командованию неважно, ребёнок это или беременная женщина. Убить нужно было всех.
— Ореон! — голос Рейри вырвал его из размышлений. — Нужно помочь Августу!
— Д-да, нужно.
***
После весьма тёплого и неожиданного приёма, коридор был усыпан трупами солдат и залит их кровью до самого потолка. У кого-то Август умудрился отобрать руку, кого-то вообще сумел оставить без конечностей, а как сам не понимал, кому-то отрубил голову, но почти у всех были вскрыты глотки. Август сам был по уши в крови, в буквальном смысле. Его плащ был заляпан, на лице красовался порез, нанесённый ножом. Если бы не яд, нанесённый на кинжалы, он уже лежал бы трупиком посреди коридора.
Усевшись у стенки, он вытащил из сумки бурдюк, заполненный вином. Сделал пару глотков и горло приятно обожгло. Сердце стало биться с обычной скоростью, а лёгкие утихли. Он собрал оставшиеся силы в кулак и встал на ноги. Боль по телу шла ужасная. Подняв выроненные во время боя с последним солдатом кинжалы, он потопал по лестнице на вершину башни, где уже должен был пылать сигнальный огонь, ведь их раскрыли.
Вершина башни на удивление была пуста, а кострище совсем не горело. Август обошёл его несколько раз и осматривал улицы деревни, по которым бродили толпы людей, отряды стражников и проезжающие торговые караваны, на удивление, не разграбленные. Полк, засевший в лесу, видимо счёл грабить караван слишком опасной затеей, хоть раньше их ничего не останавливало, даже приказ.
Он повернулся к кострищу и задался вопросом:
— И как мне тебя поджечь?
Факела, вбитые в парапет башни, потухли от ветра, а лампа, стоявшая на полу, рядом с лежанкой, была разбита и весьма аккуратно, раз кострище не загорелось. Всё это выглядело довольно подозрительно, но Августа это не особо волновало. Он достал из подсумка флакончик с огненным соком и равномерно вылил всё содержимое на горку брёвен. Одной искорки должно хватить, чтобы огненный сок объял башню огнём.
Затем он достал коробок спичек, но услышав позади шорох, замер, прислушался. Кто-то взобрался на башню по стене и сидел на парапете прямо позади Августа. Этот кто-то весьма ловок и опасен, раз сумел такое. Август бросил спички и, быстро выдернув из чехла кинжал, изящно обернулся и рубанул воздух. Никого не было.
— Тебя так легко обмануть, Август, — послышался мужской голос по ту сторону кострища.
Это был черноволосый мужчина с красными, как рубины глазами, и с натянутой на лицо маской. В руках он держал чью-то отрезанную кисть с символами на костяшках, напоминающие древний язык. Такие же символы были и у Бродского.
— Ты кто?
— Это не важно. Ты хороший человек, Август. Я знаю о тебе всё и знаю, что твоя мораль превосходит мораль других наёмников, а потому предлагаю тебе просто уйти, — сказал он, усевшись на парапет. — В этом мире и так очень мало добрых людей. Я не хочу лишать Староземья ещё одного добряка.
— С чего ты взял, что я добряк?