Удача на двоих (СИ)

Бездонное небо, словно по мановению волшебной палочки, скрылось за плотной завесой туч. Безветренная, душная погода предвещала приближающуюся грозу наверняка с ветром, ливнем, резким похолоданием. Дышать пока было нечем, смысла задерживаться в пригороде тоже не было, но Лави отчего-то заартачился и попросил остаться здесь ещё на пару суток. Тикки тогда же довольно бестактно предположил, что тот надеется всё-таки найти здесь потерянного неизвестно где Книжника, а тот вполне может сейчас находиться в руках Графа или кого-то из верхов Ватикана. Аллен, не смотря на то, что был согласен с предположениями Микка, решил, что они вполне могут задержаться. В Ковчег он мог попасть в любой момент, информации о том, что произошло в Ордене, пока не было, потому что практически все врата были закрыты, и Ковчегом никто почти не пользовался. А те, кто пользовались, обсуждали уже давно всем известную информацию. Никакой информации о самом себе Аллен тоже выяснить не сумел. Хотя из некоторых отрывков разговоров понял,что, вроде бы, с ним по каким-то причинам прервалась связь. О том, что с ним и где он, знал не только Книжник, но и кто-то ещё, кто пострадал во время нападения. О личности нападающего тоже ничего не сообщалось. Но слова Тринадцатого Ноя о том, что это был Алма Карма, всё ещё болезненно бередили сознание Аллена. Он не понимал, как тот мог оказаться жив, он предполагал, что знает или хотя бы имеет право догадываться о мотивах поступка Алмы. Всё-таки и сам Аллен иногда был не в восторге от Ордена. Что же будет делать Алма теперь? Попробует присоединиться к Тысячелетнему Графу? Или выступит отдельной стороной, которая преследует вообще свои собственные, только ему понятные цели? Ответов не хватало. Тринадцатый жаловался на недостаток информации, беседовал с ними ещё почти два часа, разъясняя некоторые моменты. Он рассказал о Сердце, о том, чего оно на самом деле хочет, но не объяснил, как точно оно собирается это провернуть. Если Аллен правильно понял по некоторым недомолвкам, то этот Ной искал ответы на вопросы ещё в прошлой жизни. Скорее всего, это было связано с его сыном. Но о связи сына с отцом Аллен почти ничего не знал, что подталкивало его к простому решению: отправиться в Ковчег и поговорить со своим зазеркальным другом. А пока стоило подумать о том, что он узнал. Сердце хочет уничтожить Ноев и Графа. Это хорошо. Ноев назвать положительными персонажами повести под названием Жизнь было невозможно. Они словно существовали только для того, чтобы их всё-таки истребили, чтобы против них сражались. Нои собирались уничтожить человечество. Или же это была всего лишь идея, рождённая безумным сознанием Графа? Ведь если он, вроде бы, уже и не совсем Граф и сходит с ума, мало ли что он там мог придумать? А чего желает Сердце, раз уж у него есть желания? Оно хочет не только уничтожить Ноев, более того, похоже, оно хочет уничтожить их просто потому, что они могут ему помешать, построить свой собственный человеческий мир. Тринадцатый согласился с тем, что людям эта идея вполне может понравиться. Что, возможно, для них идея Сердца просто великолепна. Но он никогда не приемлет её и не только потому, что она хочет уничтожить Ноев. Нет, ему не нравился тот факт, что оно пытается менять этот мир, менять самих людей. Он сказал, что если кто-то и имеет на это право, так только сами люди, но не Нои и не Сердце с Чистой Силой. А Аллен, наверное, был не совсем правильным человеком или просто не мог представить себе мир, что собиралось создать Сердце, но… Он не желал таких перемен. Сердце, эта странная девушка, этот не человек, хотела создать счастливый мир со счастливыми людьми, счастливыми и радостными. Мир, в котором не будет боли, страха, обиды, гнева и ненависти. Идеальный мир, где будут жить идеальные люди, которые забудут обо всём плохом. Она собиралась вернуть на землю тот самый Рай, кажется. Рай ценой многих других загубленных жизней. Вот только кто они? Все застрявшие в зазеркалье? Или, возможно, другие какие-то жертвы Сердца, если оно действительно строит подобные планы? Такое вполне можно понять. Так же был бы понятен восторг религиозных организации, тех, кто в них действительно верит и уверен в своей избранности, к примеру. Но Аллен задал себе всего один вопрос и сразу же понял, что не хочет этого Рая на земле. А будут ли эти люди с однобоким восприятием людьми? Подобное влияние Тринадцатый один раз во время разговора назвал воздействием на личность людей, полным её преобразованием, превращением в бесхребетных, всем довольных созданий. А ещё Ной очень хотел знать, почему Сердце хочет создать этот Рай и не планирует ли встать во главе стола в образе нового Бога? Потому что других идей насчёт его роли не было. В то же время Лави выразил сомнение, что подобное преображение, возвращение к образу жизни, где никто ничем не будет заниматься, возможно. Что будет с прогрессом? К чему будут стремиться новые люди, что это вообще будет за мир такой? Мир безразличия? В словах Лави тоже отчётливо слышалось неприятие подобных планов. Но больше всего юного книжника волновал тот факт, что, возможно, Сердце не сможет провернуть то, что хочет. Что всё равно могут остаться люди, на которых её трюк не подействует и которые будут банально уничтожены. Если Сердце сейчас идёт на всё ради своего желания, то кто сказал, что оно остановится, обнаружив небольшие заминки? Хорошая сила перестала казаться такой же хорошей, как и раньше. Конечно, цели наверняка оправдывали средства, а с этим даже Лави с Алленом и Тринадцатым были согласны (о мнении Тикки Аллен спрашивать даже не пытался), но всё равно и сама цель, и исполнитель казались все более сомнительными. А если Сердце, попытавшись преобразовать мир, и его уничтожит? А сама потом пожмёт плечами, повздыхает и решит, что подождёт ещё кого-нибудь? По крайней мере, стало понятно, что и зачем требуется от Аллена. Сердцу требовалось обязательно вызнать, что такое любовь, дружеская, материнская, детей к родителям, братская, какая угодно… И, чтобы понять лучше, оно двигалась от противного: находило тех, кто ненавидел друг друга, и пыталось заставить любить. Потому что ненависть оно понимало. Неправильное Сердце, которое хочет построить замечательный, добрый мир, но которое понимает пока только отрицательные эмоции. А ещё эта щекотливая ситуация, в которой он оказался. Аллен задрал голову, разглядывая рваные края очередного облачного скопления. Тёмно-серые сгустки залазили друг на друга, смешивались, темнели, но никак не решались пролиться дождём. Гроза могла пройти мимо. Аллен прикрыл глаза, вспоминая знакомую мелодию, и через какое-то мгновение на невысокой лестнице уже никого не было. Маленькая девочка, оказавшаяся в дальней стороне проулка, восторженно завизжала и попыталась обратить на это чудо внимание своей матери, но та лишь отмахнулась, поспешно снимая с туго натянутой верёвки постиранное бельё. Первые мелкие капли дождя стремительно забарабанили по всем мало-мальски горизонтальным поверхностям. В вышине загремел гром. В комнате управления было как всегда светло, опрятно и безлико. Слишком белые стены, пол, мебель и эти зеркала. Как Неа в своё время мог спокойно заниматься делами в этой комнате, если в зеркале тоже видел кого-то из тех застрявших? Это ведь постоянное нервное напряжение, постоянное напоминание, что Неа и сам обречён на подобную страшную участь. — Привет. Надеюсь, сегодня ты будешь более сговорчивым? — громко поинтересовался Аллен.