Удача на двоих (СИ)

Всё утро того дня он продрых как убитый, позже, к вечеру, Линали жаловалась, что думала, мол, он впал в кому, пыталась разбудить, чтобы отпроситься сходить за продуктами, но не сумела. И она сходила сама и даже приготовила ужин. Алма оценил только кофе и легкий салат в основном из трав (перец юноша нагло причислял именно к травам). Всё остальное было на его скромный вкус несъедобно. От рыбы остались одни угли, что это за рыба, вполне естественно Алма ответить уже не мог. А у Линали спрашивать было опасно. Она слишком радостно крутилась вокруг своего братика, который даже не замечал, что именно отправляет себе в рот до тех пор, пока не подавился косточкой.

Алме стало тревожно. Он почувствовал себя лишним на этом празднике жизни и, быстро собрав посуду и выбросив несъедобные остатки пищи, отправился в свой уголок. О том, чтобы обсудить хотя бы с Бро-озом готовящийся поход в Орден, Карма даже не подумал. Он сидел в углу, прислушивался к себе и с удивлением отмечал — нет больше той неиссякаемой, мощной жажды мести. Её место заняло что-то более мелкое, что-то более незаметное, но куда более неприятное для Алмы. Он не знал, что это такое, но больше всего это напоминало зуд где-то внутри, где-то глубоко-глубоко под кожей, когда, вроде бы, чешется, и надо всего-то почесать, но почесать ты можешь только снаружи, а внутрь никак не залезешь и никак не утихомиришь раздражённые сигналы организма о том, что что-то всё-таки пошло не так. Не по плану.

А был ли план вообще? Или была лишь потребность нести праведную, как тогда казалось, месть и разрушения, само собой, тоже?

Тогда Алме пришлось признать, что у него самого большие проблемы, и он совсем не понимает, чего хочет.

Тогда же он в первый за долгий период времени всерьёз задумался о том, что стало с Кандой. Но говорить об этом хотя бы с Линали он не стал, полагая, что запутается от того ещё больше и забудет о своих целях окончательно. Он желал разрушить Чёрный Орден. Погрести всю эту организацию и, если повезёт, посильнее ударить даже по самому Ватикану. Он понимал, что месть, возможно, того и не стоит. Но ему было плевать. Он ещё слишком хорошо помнил те ощущения, которые охватили его при возвращении не только сознания, но и воспоминания. Он помнил, как ненависть наполнила его до краёв, когда он осознал, что на самом деле произошло с ним, сколько лет прошло с его якобы смерти, и что никто ничего так и не уяснил. Проект был прикрыт, да, но зато они начали новый. А потом снова начнут, потом опять…

И каждый следующий их проект будет всё менее человечным и всё более жестоким, потому что им плевать на людей, они даже не пытались что-либо исправить, люди те становились всего-то материалом, необходимым для опытов.

Алма был разбит и расстроен всего лишь собственными размышлениями.

Он начал задумываться, что будет потом, если он выживет, если его не схватят и не посадят вновь в какой-нибудь подземной лаборатории.

А ещё Алма помнил ощущение, когда его пытались превратить в акума, давя на эту самую ненависть, полностью погружая его тело и душу в эту липкую, тёмную массу ненависти, ужаса и боли. Никогда прежде он не чувствовал себя более обречённым и беспомощным, чем в те мгновения, когда он едва не стал акума. Ему повезло. План Ноев был сорван, и, не смотря на то что юноша не испытывал к ним особой ненависти, становиться их бездумной марионеткой совсем не хотелось. Он желал самостоятельно и вполне осознано разрушить то, что решило, что оно имеет власть разрушать человеческие сердца и души. Он надеялся, что сможет сделать всё правильно. И как-то глупо подумал, что, возможно, Бро-оз сможет ему помочь. Ведь всё-таки именно эта настырная чистая сила за каким-то лядом вернула его в мир живых, пусть теперь и помогает. Потому что особого желания жить у Алмы не было.

Иногда его чистая сила вела себя так, словно играла в какую-то тайную игру со всем миром и с собой. И правил у этой игры ещё не было.

Уснуть в тот вечер и ночь Алме так и не удалось; он просидел на улице до самого утра, встречал совсем не романтичный и дождливый рассвет, вдыхал свежий утренний воздух, ёжился от холодного ветра и никак не мог определить — нравится ему это или нет? Нравится ему просто жить, просто существовать, или он совсем потерял к этому тягу?

Досиделся он до того, что промчавшаяся мимо карета обрызгала его всего водой из лужи, и Алма наконец-то определи: ему — не нравится. А вот расхохотавшемуся Бро-озу — даже очень.

На завтрак был свежий хлеб, который Карма притащил сам, да остатки позавчерашней рыбной похлёбки его же приготовления. А после было уже разбирательство на тему: где взять ещё денег, если появились ещё два непредвиденных нахлебника, и они тоже требуют еды. Спор оказался затяжным, и как-то сам по себе перетёк во что-то напоминающее дружескую перебранку.