Комната Аллена была всё также затемнена. Когда у него начало пропадать зрение, свет резал глаза, возможно, сейчас они снова начали приходить в норму, и так же восприимчивы. Тикки спрашивать не стал, решив увидеть всё сам. И сейчас он убедился, что Аллен выглядит всё ещё очень болезненно. К тому же за дни, когда он практически не мог есть, он просто катастрофически похудел. Действительно, одни кости, обтянутые тонкой, белоснежной кожей, всей испещрённой старыми шрамами… Очень многие оставил здесь он сам. И они были видны до сих пор, даже там, где кожа огрубела и стала принимать буроватый оттенок. Правая рука юноши всё больше начинала напоминать левую. Только креста не хватает.
Но стоило Тикки подойти ближе, как он понял, что чёткого изображения креста нет теперь и в левой руке. Словно чистая сила растеклась по венам измученного человека, не готового принять в своё тело столь мощный яд. Как же легко оказалось его сломать и изувечить. Перед Тикки всего лишь человек. Ной успел забыть об этом, и сейчас, смиряя вновь полезшие наружу тёмные инстинкты, на время отвёл взгляд, тяжело сглатывая. Почему Уолкер привлекает его даже в таком плачевном и непривлекательном виде, он сказать не мог.
— Ну и что ты там встал? — сиплый, но твёрдый уверенный голос Аллена вырвал Тикки из размышлений и заставил улыбнуться. Ресницы юноши дрогнули, и он приоткрыл оба глаза.
Всего одна фраза полностью уверила Тикки Микка в том, что Аллену действительно лучше. А тот факт, что он осмелился пригласить к себе Ноя и собирался говорить с ним в одиночестве, говорил о присутствие духа, которого Тикки давно в нём не наблюдал.
— Хотел меня увидеть?
— Я хотел увидеть хоть что-то, — заметил Аллен, снова прикрывая глаза, — но никак не твою морду.
— Лицо, ты хотел сказать, — собственный голос был тихим, спокойным и мягким. Тикки знал, что это напугает Аллена гораздо сильнее каких-либо угроз.
И на сером лице юноши действительно что-то дрогнуло.
— В прошлый раз ты так и не ответил на мой вопрос. Вопрос о том, как ты пробудился.
Тикки уже успел забыть о том, что такой вопрос вообще был озвучен. И что у их прошлого конфликта было такое начало. Елозить и уходить от ответа в этот раз он не пожелал.
— А что я за это получу.
— Ах да… Буду должен, — вздохнул Аллен, — уверен, что сейчас ты не можешь предложить, как мне стоит расплатиться с тобой за эту информацию, ведь так?
— Нет… — Тикки задумчиво присел рядом и очертил ногтём круг по потемневшей коже юноши. — Хочу знать, что ты мой… Впрочем, мы ещё вернёмся к этой теме. Что именно ты хочешь знать?
— Как это произошло, — сухо ответил Аллен. На последнем слове его голос сорвался, он закашлялся, пытаясь приподняться, и Тикки помог опереться на свои руки и сесть. Правда у Ноя тут же перехватило дыхание, стоило ему только коснуться пальцами горячей спины, которую скрывала лишь тонкая ткань рубашки. Промелькнувшее было желание надавить со всей силы или ещё каким-либо образом причинить боль отступило само по себе, так и не успев толком сформироваться. А Аллен напряжения Тикки не заметил, не в том он был состоянии.
А вот когда Тикки почти покровительственным жестом прижал его к собственной груди, помогая усесться поудобнее, юноша напрягся.
— Все Нои в принципе пробуждаются одинаково. Процесс довольно болезненный, он всё-таки сильно перестраивает тело, создавая вторую ипостась. — Тикки говорил медленно, не торопясь, но и не прерываясь. Чтобы Аллен не спохватился и не запротестовал против такого положения. Юноша ощущался хрупкой куколкой, которая была сейчас в полной его власти. И при этом могла бы и дать отпор. Оказалось, что помогать зависящему от него Аллену, дарить ему свою милости почти так же приятно, как и причинять боль. Это бесспорно возбуждало, зарождало желание обладать во всех смыслах этого слова.
Возможно, из-за своей Ноевской сущности он слишком однобоко начал принимать этот мир: помнил лишь о разрушающих действиях, только о причинении вреда. А всё может быть даже проще. Если сидеть вот так в обнимку, поглаживать напряжённые плечи заинтересованного Малыша и ощущать его страх практически на кончиках пальцев.
Просто великолепно. И единственная мысль в голове о том, что предложить Аллену.
— Как ты, возможно, знаешь, процесс это недолгий. Да. Максимум — минут пятнадцать. Боль начинает разрастаться во лбу. Сначала незаметная, тупая, так может продолжаться около десяти минут, а потом тебя накрывает, открываются стигматы. Начинает выкручивать всё тело. Ну а потом ты уже открываешь глаза в разгромленном помещении, повезёт, если без трупов, и вспоминаешь, кто и что ты такое. Обычно почти сразу же за тобой является Граф, чтобы в первую очередь убедиться, что член семьи хорошо принял свой дар.
— Откуда разгром?
Судя по всему, Аллен не собирался напрасно тратить силы и спрашивал только суть того, что его интересует.