— Самри — это тот, что был вместо нынешнего Графа несколько тысячелетий назад. И перед своей смертью он творил нечто очень разрушительное. Вроде бы. Или масштабное. Мне говорят, хорошо хоть не втащил в разборки Дом, не принято было! А вот люди козлами отпущения всегда были, раз с ними такие создания проживают. Чего он там только не творил! Это вроде как традиционное безумие. И если у нашего Графа то же самое, то, получается, он скоро умрёт. Можно порадоваться, учитывая, что он вознамерился убить Сердце. Вот уж по кому скучать не буду. К тому же, закончить безумие главам не дано. Приходит новый Глава в этот момент. Поворот колеса.
— Фортуна? — деловито уточнил Книжник.
— Муген говорит, что да, — кисло усмехнулся Канда, и Лави стало совсем не по себе.
— Ладно, — Книжник поднялся, — собирайся давай, пора выходить.
Лави поднялся, но беспомощно оглянулся на Канду и только открыл было рот, как Книжник довольно грубо его оборвал.
— Нет времени уже.
— Но…
Хотелось как-то что-то объяснить Юу, потребовать объяснений со своей стороны, но… Конец света? Это реально? Он уже не знал, но понимал, что как книжник не имеет права привязываться к кому-либо, и сейчас, когда ему дали надежду, что его чувства или хотя бы влечение не безответно, он должен от всего отказаться.
— Иду, — наконец-то принял он решение, смело глядя Старику в глаза. — Иду и буду запоминать историю, как полагается, не вмешиваясь, но… Но это будут мои последние страницы истинной истории, Панда!
Сказал и замер в ужасе, видя, как глаза учителя потемнели и сжались напряжённые губы, а потом даже не стал уворачиваться от единственного резкого удара.
— Не смей меня называть этим прозвищем! — только и выдал книжник, отворачиваясь. И больше не проронил ни слова.
А Лави понял, что отступать теперь некуда.
В то время, как юный ученик книжника решал свою судьбу и отправлялся наружу, Аллен мирно спал, ни о чём не подозревая, Алма и Линали тоже вынуждены были остаться в стороне. Слишком опасной для них была эта ситуация. Они должны были остаться в стороне, так решил Муген, Бро-оз его поддержал, а свою чистую силу Линали всё ещё не слышала. Вот их и оставили здесь.
Алма был единственным, кто услышал посреди ночи крик и звон из комнаты управления и обнаружил там на полу корчащегося от боли в осколках зеркал Неа Уолкера. Теперь уже пробудившегося Четырнадцатого Ноя. Серая кожа, жёлтые глаза, стигматы на лбу – всё было так же, как и у остальных, и Алма не испугался и не побежал никого будить только после получения заверений Бро-оза, что это лишнее, и предложения помочь Четырнадцатому подняться и усадить его хотя бы на диван, пока тот не очухается.
Неа приходил в себя больше часа. Всё это время он полулежал в кресле, откинув голову на спинку, прикрыв глаза, и то и дело бормотал что-то непонятное, а потом в одно мгновение распахнул глаза, широко улыбнулся и отчётливо и ясно произнёс: «Он убьёт её».
Карма не понял, что случилось, но Неа был удивительно рад, вскочил на ноги, заметался по комнате, словно в поиске, замер, обратил внимание на Алму и наказал ему срочно забрать Линали и уйти к галерее и не высовываться ни в коем случае. Сказал, что будет плохо, будет бой, а им лучше остаться в стороне и не думать об этом. Приказал следить за Линали и заявил, что сегодня всё наконец-то решится.
И улыбался, улыбался так открыто и легко, как не могут улыбаться Нои. По крайней мере, не в представлении Алмы. Да и, наверное, никто не мог представить такого открытого и счастливого страшного Ноя, погубившего в своё время всю свою семью.
И Алма не смог пойти против его слов, он отправился вместе с недоумевающей Линали, ничего ей не объясняя и не понимая сам. Но надеясь, что со временем ситуация прояснится.
А вновь пробудившийся Четырнадцатый Ной отправился прямиком к Тысячелетнему Графу, для того чтобы увидеть его победу над Сердцем и для того, чтобы назвать имя нового главы Семьи Ноя.
Они и так давно этого ждали. Пришедшее Новое.
Семью Ноя ждали преобразования, единственные из тех, что смогли бы успокоить их безумие.
====== Эпилог. ======
Холодный воздух продувал широкие улицы, заглядывал в открытые двери, пробирался под утеплённую одежду редких прохожих, заставляя их грязно ругаться, ёжится и ускорять шаг. Солнце, застывшее на сером, затянутом облаками небе, оставалось далёким, холодным и совсем не родным. Как будто не это же самое светило радовало людей летними знойными днями.
Люди спешили, люди ругались, радовались, обижались, ненавидели и любили.
И никому из них не приходило в голову хотя бы поднять голову вверх и посмотреть на покатую крышу здания местной администрации, всё равно не смогли бы рассмотреть ничего интересного.
А оно там было.