— Тогда точно акума, — тут же сделал вывод Аллен. Уж во что, а в возможность того, что человека можно вернуть после его смерти, он больше не верил и никогда не поверит. Потому что это просто глупо и нереально. Нет, разумеется, есть не мало людей, которые будут согласны в это поверить, сам Аллен когда-то поступил так же. Когда человек тоскует и находится в состоянии отчаяния, его можно подговорить почти на всё что угодно, стоит лишь уверить, что после его действий его умерший дорогой человек снова будет жив. А уж если всё, что требуется, это просто позвать умершего, тот тут кто угодно клюнет. Подумает, что если умерший не вернётся, то он ведь ничего страшного не совершил, просто покричал немного. Граф ведь не объясняет, что не возвратит, а лишь пленит душу и убьёт того, кто ему помогал в проведении этого с виду не хитрого ритуала.
Сплошной обман и недомолвки с его стороны. Вот только Граф и не обязан играть честно, он играет так, как умеет, играет на чувствах людей, играет с их жизнями и душами, играет и никак не желает остановиться. Кажется, он со своей Семьёй Ноя вообще не воспринимает всерьёз экзорцистов, а теперь, когда он ещё и смог запустить новый Ковчег, что-то внутри настойчиво нашёптывало, что грядёт конец света, и это серьёзно.
Аллен принял несколько выставленных тарелок и, привычно балансируя, направился к уже занятому Линали столику. Так, за четыре захода он наконец-то дотащил всю еду до пункта «поедания» и принялся заполнять свой желудок.
— Привет нашей соне! — радостно поприветствовали его со стороны, где-то посреди поджаренного бекона. Аллен предпочёл не отвечать, продолжая уделять всё внимание своей тарелке, и услышал только негромкий смешок Линали.
— Ну вот, и чего он меня игнорирует? — пристраиваясь напротив, поинтересовался Лави у Линали.
— Не видишь что ли, человек голоден, он же пропустил завтрак.
— Проспал! — со знанием дела поправил Лави, — а это происходит впервые на моей памяти, а я ведь встречал почти все завтраки юного Аллена Уолкера, экзорциста, на провизии для которого скоро разорится Орден.
— Пока никто не жаловался, — невнятно пробормотал Аллен.
— Конечно, они опасаются, что ты, оголодавши, потом в отместку и их съешь тоже, — ответил на это Лави.
— Я не ем людей, — невозмутимо отозвался Аллен и, дождавшись пока Лави начнёт пить свой чай, или что-то похожее на чай, добавил и следующую часть фразы, — они не вкусные.
Лави ожидаемо поперхнулся, оплевав тут же вскочившую Линали и гору тарелок, за которой спрятался сам виновник этого происшествия.
— Лави! – возмущённо воскликнула Линали, — ну что за свинарник?
— Извини, Ли, но это не я виноват! Чего Аллен глупости тут говорит всякие!
— Я утоляю голод, странно ожидать от меня, будто бы я начну строить какие-то заумные предположения или что-то пострашнее, — невозмутимо отозвался Аллен, убирая очередную тарелку в стопку грязных.
— Но ты признался, что пробовал людей.
— Я высказал предположение, — тут же парировал Аллен и улыбнулся, увидев выражение недовольства на лице товарища, — и вообще отнесись ко всему этому с юмором.
— Скажи это лучше Линали, — покосившись на девушку, произнёс ученик книжника.
— Не надо мне ничего говорить, — отозвалась Линали, отодвигая от себя тарелку с ещё не доеденным, но уже обрызганным салатом, — просто молчи и ешь. Оба молчите и ешьте.
Аллен был только за, а вот Лави, кажется, собирался сопротивляться, но всё же решил согласиться. Поговаривали, что сапожок Линали бьёт довольно больно, и нарываться на него никому не хотелось. Итак ходил шуточный слух, что Комуи помешался на Комуринах оттого, что его сестрёнка то и дело хорошенько била его по голове. Вот он слегка и свихнулся.
Уолкер же снова получивший время не только есть, но и думать, потому что первый голод уже был утолён, погрузился в недавние воспоминания.
Более суток Аллена допрашивали сразу несколько представителей начальства. Его опаивали какой-то подозрительной гадостью, от которой он переставал соображать, где находится и что говорит, но как ни странно он так и не проболтался о своём тёмном собеседнике из сна, который пробрался в его отражения и помог ему в Ковчеге. Он рассказал, откуда узнал язык Четырнадцатого Ноя, он рассказал что там, в Ковчеге все команды ему давал именно Учитель, и что он понятия не имеет, почему вдруг научился играть на пианино. Объяснил, что руки словно двигались сами по себе, текст песни возникал в голове, будто он слышал как кто-то поёт, а Ковчег просто исполнял все его желания, восстанавливаясь и возвращая к жизни всех погребённых при его разрушении экзорцистов.
Во время его допроса рядом находился и его Учитель, которого пригласили специально, чтобы тоже задать пару вопросов. Но тот оставался совершенно невозмутим и от всего открещивался. Сказал, что про комнату управления узнал, пока искал завод акума, а о том, что Аллен имеет право исполнителя, узнал случайно. И он так же предположил, что это право, возможно, передал мальчику его приёмный отец, который сейчас мёртв и с которого уже ничего не спросишь.