Удача в подарок, неприятности в комплекте

Пышнотелая, затянутая в тёмно-розовое платье госпожа Доминина, супруга тощего, точно хворостина, господина почтмейстера звучно расцеловалась с тётушкой, потом повернулась к нам с Катюшкой и фривольно ущипнула за щёчки, пророкотав:

- Ах, какие душечки, настоящие розанчики! Милочка, напомните, которая из них Ваша племянница? В этих нарядах они словно сёстры!

- Моя племянница со своим женихом, - прогудела недовольно тётя, сердито сверкнув глазами на Петю, который вежливо поклонился и благовоспитанно шаркнул ножкой, словно был не взрослым мужчиной, а пятилетним несмышлёнышем.

Марфа Ильинична всплеснула руками, отчего шёлковые розы, в изобилии украшающие её платье, затряслись как студень:

- О, какой милый мальчик! У Томочки тоже есть жених, он управляющий банком Прохорова в Петербурге, очень милый молодой человек.

Бледная, с вечной гримасой недовольства на лице Томочка, облачённая в траурно-черный балахонистый наряд, скривилась и проскрипела:

- Маман, давайте продолжим разговоры в зале, меня продует, если я останусь здесь ещё хоть на пару… - внезапно тусклые глаза Томы вспыхнули звёздами, на бледных щеках проступил румянец, она вздрогнула и томно выдохнула. – Кто это?

- Корсаров, Алексей Михайлович, - откликнулась тётушка, недовольно поджав губы.

Я вздрогнула, повернулась и, встретившись взглядом с господином Корсаровым, закраснелась и потупилась, не в силах даже слова молвить.

- Алексей Михайлович, - прощебетала Катюшка, призывно взмахнув ручкой, - идите к нам, мы не позволим Вам ускользнуть!

- Катерина, - прошипела тётушка, но сестричка даже бровью не повела, кокетливо и призывно улыбаясь следователю.

- Было бы преступлением бежать от столь прекрасных дам, - Алексей Михайлович подошёл к нам, отвесил изящный поклон и склонил тёмную голову. Я с болью в сердце заметила в густых волосах серебристую, словно иней, проседь и с трудом удержалась от соблазна накрыть её своей рукой, отогреть теплом, а вдруг растает.

– Пётр Игнатьевич, сударыни, моё почтение.

- Позвольте представить, - голос тётушки звучал напряжённо, словно ей приходилось преступать через себя, знакомя господина Корсарова с нашими гостями, - Корсаров, Алексей Михайлович, следователь из Петербурга. Господин Корсаров, эти наши соседи и добрые друзья, Марфа Ильинична Доминина с дочерью Тамарой Сергеевной.

- О, так Вы из столицы? – оживилась Марфа Ильинична, едва ли не выпрыгивая из своего платья, кое более подошло бы дочери, нежели матери. – И как Петербург?

В тёмно-карих глазах господина Корсарова вспыхнули озорные огоньки:

- Насколько мне известно, сударыня, вполне процветает.

- А правда, что там всё время дожди? - тоном драматической актрисы вопросила Тома, начисто позабывшая о своём страхе пред сквозняками.

Алексей Михайлович чуть приподнял уголки губ в улыбке, отчего моё сердце чуть не стекло вареньем вниз до самых пяток:

- Уверяю Вас, сударыня, у нас иногда бывает и солнце, - господин Корсаров при этих словах посмотрел на меня, заметил хозяйски лежащую на моей талии руку Петеньки (и когда он успел меня приобнять?) и нахмурился, недолго, правда.

- Прошу в зал, - я трепыхнулась, пытаясь освободиться из рук жениха, но Петенькина рука сжалась, подобно стальному кольцу, на миг перекрыв мне дыхание.

- Отличное предложение, - прощебетала Катюшка и, взмахнув длинными ресницами, промурлыкала, - Алексей Михайлович, Вы меня проводите?

Господин Корсаров опять посмотрел на меня, перевёл взгляд на воинственно встопорщившегося, словно молодой петушок, Петеньку и вежливо поклонился:

- Почту за честь, сударыня.

Я смотрела вслед уходящей со следователем сестрице и кусала губы, чтобы не закричать от боли и обиды. Страшно хотелось убежать к себе, рухнуть на кровать, уткнуться лицом в подушку и выплакаться, но гости продолжали приезжать и их нужно было встречать, каждому даря улыбку и тёплые слова дружеского участия. Единственное, что я смогла, так это со всей силы, словно бы случайно, наступить Петеньке на ногу. Я надеялась, что он отойдёт, но тот лишь охнул и остался на месте. И руку, гад такой, с моей талии не снял! Я опять наступила Пете на ногу и, улучив момент, прошипела ему на ухо:

- Прекратите меня обнимать, это неприлично.

- Жениху прилично, - так же шёпотом отозвался Петя, стоически терпя боль. – Неприлично обручённой невесте, позабыв обо всём, вешаться на шею столичному франту, который её и знать не хочет.

Намёк был более чем прозрачен, я отчаянно покраснела, смешалась и замерла, чувствуя себя несчастной пленницей, прикованной к позорному столбу на потеху публике.

Когда раздались первые такты вальса, Петенька повернулся ко мне, поцеловал мне руку и пафосно, словно выступал в дурном любительском спектакле, вопросил:

- Лизонька, любимая, Вы подарите мне тур вальса?

Можно подумать, у меня есть выбор! Я посмотрела на строгую и неприступную тётушку, на замерших в восхищении девиц, на растроганно утирающих слёзки маменек, на старательно делающих вид, что они ничего не замечают, отцов и вежливо улыбнулась: