Удача в подарок, неприятности в комплекте

Пока я раскладывал обстоятельства дела по полочкам, пытаясь хоть начерно набросать картину произошедшего и вывести первые ниточки, за кои можно уцепиться в распутывании всего клубка, напомнила о себе моя неугомонная напарница. Да ещё как, резко, со звенящими в голосе слезами и детской обидой, от которой у меня сладко защемило сердце и сиреной тревожной взмыл инстинкт защитника. Елизавета Андреевна не просила, она требовала объяснений, но что я мог ей сказать, если пугать по-прежнему не хотелось? Пришлось заявить, что я не люблю строить предположения на пустом месте, тем более что так оно и есть, только настырная девица мне не поверила, разобиделась пуще прежнего, даже плечиком дёрнула, когда я её погладил. И такая Елизавета Андреевна в своей обиде притягательная стала, что я с трудом удержался, чтобы не расцеловать её в обе щёки и притиснуть к себе, как делал в детстве с любимым плюшевым мишкой. Чтобы не сорваться и окончательно не ухнуть в дела амурные, я сказал барышне, что её родственница не сама упала. Я ждал, что будет неверие, горячее отрицание очевидных для меня вещей, затем слёзы и, вполне возможно, обида, с непременными жалобами, упрёками и побегом к себе. Ах да, ещё хлопаньем дверью, я уже успел заметить, что госпожа Соколова именно так выражает своё возмущение. Только вот Елизавета Андреевна опять меня удивила. На милом личике барышни все чувства читались точно в открытой детской книге с крупным шрифтом и цветными картинками, чтобы даже самый невнимательный читатель всё понял правильно. Вот с губ сорвалось короткое отрицание, зелёные глаза загорелись недоверием, быстро сменившимся гневом, а затем барышня коротко вздохнула и деловито, словно речь шла о неожиданном приезде дюжины соседей в гости, спросила:

- Почему Вы решили, что Олюшка не сама упала?

Я приподнял брови. Всегда особенно ценил людей, способных не только услышать кого-то, кроме себя, но ещё и принять чужую точку зрения, даже если она в корне противоречит созданной и любимой картине мира. Лика так не могла, она очень огорчалась, если кто-то или что-то не соответствовало её ожиданиям, а Лиза… Так, стоп, я что, начал их сравнивать?! Вот только этого мне для полного счастья и не хватало! Нет, пора заканчивать эти полуночные посиделки, опасно балансирующие на грани приличий! Елизавета Андреевна, вообще-то, невеста, причём чужая, у неё свадьба скоро, а морочить неопытной девчонке голову без всяких серьёзных намерений мерзко и подло. Я же не собираюсь делать Лизе предложение руки и сердца? Правильный ответ был: «И в мыслях не было», но вместо него упрямо стучалось другое, слабенькое, но настырное: «Не хочу девочке жизнь портить, у неё же всё так сладко и гладко». Ну что ж, какова бы ни была причина, раз она ведёт к желанному результату, всё хорошо. Елизавета Андреевна, вне всякого сомнения, девушка замечательная, она мне нравится исключительно, как друг… ладно, ещё как женщина, но ничего серьёзного между нами быть не может, потому что, далее следовал длинный список всех против, кроме того и разумеется нет, призванных возвести нерушимую стену между мной и госпожой Соколовой.

- Алексей Михайлович, что с Вами? Вам плохо? – прозвенел встревоженный голосок Елизаветы Андреевны, и тщательно пестуемая мной преграда пошла мелкими трещинами. Да что за дьявол, право слово, я ведь давно уже не щенок сеголеток!

- Может быть, мне доктора позвать? – зелёные глаза барышни смотрели на меня со смесью тревоги, заботы и нежности, пробуждая саднящие душу воспоминания, и возрождая из пепла горечи и отчаяния слабую, похожую на тень, надежду на лучшее, которая, как мне казалось, давным-давно уже сгинула и воскреснуть никак не могла.

- Со мной всё в порядке, - я специально говорил резко, провоцируя, отталкивая, разрывая те ниточки, что успели нас с Лизой привязать друг к другу. – Не стоит обо мне беспокоиться, госпожа Соколова.

Елизавета Андреевна вздрогнула, словно я её ударил, уголки губ огорчённо опустились, зелёные глаза заблестели от слёз, щёки запылали от смущения. Я почувствовал себя распоследней сволочью, дерзнувшей поднять руку на ребёнка, но, точно разогнавшийся с горы состав, не мог остановиться, продолжая втаптывать в грязь остатки доверия, уважения и слабые росточки любви, которым, совершенно точно, нет и не может быть места в моей жизни.

- Я думаю, сударыня, нам пора прекратить этот следственный балаган, девице нечего делать на месте преступления.

- Но, - голос барышни предательски дрогнул, - я же Вам помогла. Это же я нашла пряжку, Вы же сами меня хвалили!

Всё правильно, девочка, хвалил, причём искренне и с восхищением. В этом-то и вся беда, ты становишься мне слишком дорогой и близкой, а ни тебе, ни мне это не надо и счастья совершенно точно не принесёт.

Я выпрямился в полный рост, усиливая давление на девчушку, повинную лишь в том, что имела несчастье встретиться на моём пути, добавил в голос льда:

- Я не считаю нужным отчитываться перед Вами, сударыня, Вы слишком юны и неопытны, чтобы давать оценку моим действиям.