Удачи капитана Блада. Игрок. Знамя быка.

На другой день он наконец добился того, чего хотел, несмотря на сомнения Марио. Для компании он взял бы с собой пажа, полагая, что этот болтун мог бы оказаться полезен, но законы гостеприимства в Пьевано предписывали другое. Обязанности гида взяла на себя монна Фульвия. Он пытался отговориться тем, что семья синьора Альмерико и так делает для него слишком много, однако девушка настаивала, и в конце концов они отправились гулять вместе.

Сады Пьевано поднимались террасами по крутым склонам холма, окруженного массивными крепостными стенами, простоявшими уже более двухсот лет и выдержавшими не одну осаду. Летом здесь господствовала буйная зелень прохладных рощ и виноградников, но сейчас бледное январское солнце освещало незатейливый узор голых ветвей, и лишь там, где стаял снег, виднелись островки зеленого дерна. А внизу простиралась сверкающая на солнце поверхность Тразименского озера.

Они не спеша поднялись к верхней террасе — всего их было шесть, — откуда открывался прекрасный вид на всю широкую долину. Здесь, около западной стены, они нашли укромное место, где перед глубокой цистерной, устроенной в земле и использовавшейся летом для поливки, было вырублено в скале гранитное сиденье. Выше него располагалась небольшая полукруглая ниша, в которой находилась глиняная фигурка Девы Марии, раскрашенная в красные и голубые цвета, поблекшая от солнца и дождя.

Мессер Панталеоне снял с плеч плащ и расстелил его на сиденье для своей спутницы. Но та пребывала в сомнениях: благоразумно ли сидеть здесь, не слишком ли холоден воздух, а мессер Панталеоне не слишком ли разгорячен прогулкой? Но он рассеял ее опасения столь бодрым смехом, что всякое предположение о его болезненном состоянии становилось излишним.

Они уселись на гранитную скамью и некоторое время молча глядели на хрустальное зеркало воды, стоящей в каменной цистерне. Так могла вести себя парочка влюбленных, но у Панталеоне и мысли не возникало об ухаживании. Нельзя сказать, что он был робок с женщинами. Эти полные губы, как заметил брат Серафино, говорили обратное. Но, во-первых, его вкусам более соответствовали крутобедрые, полногрудые трактирщицы, а во-вторых, все его мысли сейчас были заняты поиском Маттео Орсини.

Чарующий вид на долину и холмы, озеро и реку не трогал сердца Панталеоне. Его дерзкие черные глаза непрестанно рыскали вблизи замка, среди строений, расположенных слева от него, и его очень заинтересовало странное сооружение посередине квадратной площадки, огороженной стенами.

Он вытянул свои длинные гибкие ноги, глубоко и шумно вдохнул чистый горный воздух, наслаждаясь им, словно напитком, и покачал головой.

— Э-хе-хе! Если бы я мог выбирать, кем быть в этой жизни, я стал бы синьором такого городка, как Пьевано.

— Весьма скромное желание, — отозвалась девушка.

— Иметь больше означает иметь власть сеять зло, а кто сеет зло, у того появляются враги, а у кого появляются враги, тот живет в тревогах и может не узнать простых радостей жизни.

— Мой отец согласился бы с вами. У него такая же философия. Именно поэтому он всегда жил здесь, не добиваясь большего.

— Воистину он избрал счастливую судьбу, — согласился Панталеоне, — он удовлетворен, а кто удовлетворен — тот счастлив.

— Ах, но кто считает себя удовлетворенным?

— Ваш отец. И я, без сомнения, считал бы так же, будь я владетелем Пьевано. Конечно, кому-то, занимай он ваше положение, оно может показаться недостаточно высоким, особенно в сравнении с теми возможностями, которые могли бы перед вами открыться. Но в этой удовлетворенности малым — секрет вашего счастья.

— Вы полагаете, я счастлива? — промолвила она.

Он взглянул на нее, поймав себя на том, что, заинтересовавшись ее личными делами, может отклониться от цели. Но ему удалось преодолеть соблазн.

— Надо быть слепым, чтобы не видеть этого, — не допускающим возражений тоном произнес он и более мягко продолжил: — Хотя, говоря «вы», я подразумевал не только вас, но также и вашего отца. И оснований для этого достаточно. Прекрасное поместье, верные подданные, замок и все вспомогательные постройки рядом, словно под его крыльями, кроме, пожалуй, вон того павильона в саду, за оградой. — Он говорил лениво, ничем не показывая, что, наконец, подбирается к цели, которую не упускал из виду. — И это, — в раздумье продолжал он, — странное сооружение. Я не могу представить, для чего оно было построено.

В этой фразе звучал очевидный вопрос, и она не замедлила ответить на него:

— Это лепрозорий.

Пораженный Панталеоне инстинктивно отодвинулся от нее, и в его черных глазах мелькнул страх. Слово прозвучало настолько зловеще, что в его воображение и сразу же возник ужасный облик прокаженных.

— Лепрозорий?! — ошеломленно переспросил он.

Она объяснила:

— Когда мой отец был еще мальчишкой, во Флоренции свирепствовала черная оспа, и ее занесли сюда. Люди умирали, как мухи поздней осенью. Чтобы помочь им, мой дедушка приказал построить этот павильон и оградить его стенами. Здесь был святой монах-францисканец брат Кристоферо, который ухаживал за больными, а сам чудесным образом избежал заразы.