Удачи капитана Блада. Игрок. Знамя быка.

Тем не менее спокойствие шевалье было несколько поколеблено. Эта робкая поддержка аргументов д'Ожерона выбила Сентонжа из колеи.

Конечно, было легко отнести все возражения губернатора Тортуги за счёт его эгоизма и страха перед испанцами. Однако месье де Сентонж, будучи со времени своей женитьбы живо заинтересованным во французских колониях в Вест-Индии, начал спрашивать себя, не слишком ли поспешным было его заключение, что месье д'Ожерон преувеличивает.

В действительности же губернатор Тортуги не преувеличивал. Как бы ни были его аргументы согласованы с его интересами, они, несомненно, имели под собой существенную основу. Теперь же ему оставалось только покинуть свой пост и вернуться во Францию, предоставив месье де Лувуа самому решать судьбу Французской Вест-Индии и Тортуги в частности. Правда, это было бы изменой интересам Вест-Индской компании, но если политика нового министра восторжествует, то у компании очень скоро не останется никаких интересов.

Губернатор провёл беспокойную ночь и заснул только на рассвете, но почти тотчас же проснулся от пушечных выстрелов.

Канонада и треск мушкетов были настолько продолжительными, что д'Ожерону понадобилось длительное время, пока он осознал, что этот шум означает не атаку на гавань, а feu de joi[62], какого ещё никогда не слыхивали скалы Кайоны.

Когда же губернатор выяснил причину салюта, то его настроение значительно улучшилось. Сообщение о поимке и казни капитана Блада в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико было опровергнуто прибытием в Кайону самого Питера Блада, живого и невредимого, на борту захваченного испанского корабля, ещё недавно называющегося «Мария Глориоса» и служившего флагманом эскадры маркиза Риконете. В кильватере «Марии Глориосы» следовали два испанских галеона, нагруженных сокровищами.

Гром орудий раздавался с борта трёх кораблей Блада, ремонтировавшихся на Тортуге в его отсутствие, среди экипажа которых в течение последней недели царили растерянность и уныние.

Д'Ожерон не меньше пиратов радовался воскрешению из мёртвых человека, которого он уже успел оплакать, ибо между губернатором Тортуги и славным капитаном флибустьеров существовала тесная дружба. Месье д'Ожерон и его дочери устроили в честь Питера Блада настоящий пир, ради которого губернатор извлёк из погреба несколько бутылок отборного вина, полученного из Франции.

Пришедший в отличное расположение духа капитан поведал собравшимся за столом историю необычайного приключения в Пуэрто-Рико, закончившегося казнью гнусного самозванца, который претендовал на имя и славу Питера Блада, и беспрепятственным отплытием из Сан-Хуана «Марии Глориосы» вместе с двумя кораблями с ценностями, стоявшими теперь на якоре в кайонской гавани.

— Такой богатой добычи у меня ещё никогда не было. Одного золота только на мою долю приходится тысяч на двадцать пять. Его, как обычно, я обменяю у вас на векселя французских банков. Кроме того, на одном из галеонов имеется груз перца и пряностей, за который Вест-Индская компания даст не менее ста тысяч. Всё это ждёт вашей оценки, мой друг.

Но это сообщение, которое в другое время только обрадовало бы губернатора, на сей раз вновь повергло его в уныние, напомнив ему об изменившихся обстоятельствах. Печально поглядев на гостя, он покачал головой.

— Всё кончено, друг мой. Наша коммерция отныне под запретом. — И вслед за этим последовал подробный рассказ о визите де Сентонжа, существенно ограничившем поле деятельности месье д'Ожерона. — Итак, вы понимаете, дорогой капитан, что рынки Вест-Индской компании теперь закрыты для вас.

На загорелом, гладко выбритом лице Блада, обрамлённом чёрными локонами, отразились изумление и гнев.

— Боже мой! И вы не сказали этому придворному блюдолизу, что…

— Я привёл ему все аргументы, к которым прислушался бы любой здравомыслящий человек. Но на всё, что я ему говорил, он отвечал, что в мире нет ничего, что не было бы известно месье де Лувуа. По мнению месье де Сентонжа, нет Бога, кроме Лувуа, и Сентонж — пророк его. Этот шевалье, как и все придворные фавориты, весьма самоуверенный субъект. Недавно на Мартинике он женился на вдове Омера де Вейнака, и это сделало его одним из богатейших людей Франции. А вы знаете, во что превращают большие деньги и без того самодовольных людей.

И месье д'Ожерон устало махнул рукой.

— Да, теперь всё кончено.

Но с этим капитан Блад никак не мог согласиться.

— Нельзя же безропотно класть голову под топор. Такие люди, как мы, не должны признавать себя побеждёнными.

— Для вас, живущего вне закона, всё возможно. Но для меня… здесь, на Тортуге, я представляю закон Франции; я должен служить ему и поддерживать его. И теперь, когда закон предъявил такое требование…

— Если бы я приехал на день раньше, требования закона были бы несколько иными.

Д'Ожерон сардонически усмехнулся.

— Вы воображаете, что, несмотря на всё, что я вам рассказал, вам бы удалось убедить этого хлыща в его глупости?

— Нет ничего, в чём бы нельзя было убедить человека, предъявив ему соответствующие аргументы должным образом.