Глаза, губы, атласная грудь, пьянящий аромат и дрожащие руки – это для психов-романтиков, людей никчемных, потенциальных клиентов морга. Понимаю, но все равно хочу. Если она не в деле – найду обязательно. А если в деле? Тогда на войне как на войне, и я не Андрей, она не паненка, и проза жизни не проза, написанная гениальными сумасшедшими. Но Ольга звонила в Москву. Кому? Здесь тупик, позже я проложу дорогу, но пока тупик; значит, не биться головой, отступить, свернуть в сторону.
Снова Рогожин. Гиганта прихватили, видимо, элементарным шантажом. У артиста на руках малый ребенок, весу в нем пудов двадцать и в рукопашной нет равных, а для преступника просто большая мишень. Родитель в случае опасности закрывает свое дитя, естественно, что Рогожин прикрывает собой беззащитного друга. И я не имею права его осуждать, человеку наши проблемы чужды, он решил однозначно: мертвых хоронят, живых защищают. Он чувствовал опасность, не понимал происходящего и обратился за помощью. Теперь ему прочистили мозги, и он клянет себя, Петра и больше всего настырного сыщика. Рогожин не помощник. Он собирается переделывать клетку. Разговор, вероятно, был прост предельно: «Друзья из далекого далека в твоей клетке нам кое-что прислали. Ты отдаешь нам это кое-что, и мы оставляем тебя и медведя в покое. В любом другом случае первым умрет медведь». Просто, как попка новорожденного. На что уж просто колесо, а людям понадобились века, прежде чем они колесо придумали. И все-таки здесь что-то не складывается. Сначала отравленное мясо, выстрел, а через некоторое время ультиматум, мол, отдай по-хорошему. Сыщик, ты прав, действуют две силы. Одна хочет отнять-украсть, вторая «просит» отдать. И вступила в борьбу сначала грубая сила, и потому я здесь, а чуть позже подоспела сила ума. Снова тупик, хотя я и молодец, что пробрался до самого конца. Что бы сейчас сказал Петр? «Ты самонадеянный, хотя и не без способностей. Если хотя бы одна из посылок – ошибка, фантазия, значит, ты, Левушка, построил воздушный замок. Опустись на землю, взгляни проще». Так бы и сказал и вытянул бы губы, скосил глаза, потом взглянул бы насмешливо, но с гордостью, мол, глядите, какого чудного сыщика воспитали! Ни у кого нет, а у меня есть. Почему Петр считает, что вырастил меня? Он смешной парень: любой ежик знает, что нельзя вырастить ни писателя, ни композитора, ни сыщика. Если в человеке есть зерно, так вырастет, а если нет, так можешь поливать и окучивать до самой смерти…
О чем это я? Опять о себе, дорогом и любимом. Интересный человек, вроде не дурак, а время от времени заклиниваюсь на собственной персоне. Ничего страшного, я всего лишь человек», – быстро оправдал себя Гуров и заставил переключиться на дела.
«Цирк полон прокурорских и других нежелательных Рогожину людей, поэтому в ближайшие сутки артист клетку не вскроет, груз не вынесет. И торопить его никто не будет, слишком ставка велика, чтобы рисковать. К тому же шантажист должен опасаться и убийцу как боевую фигуру противника. Эх, знать бы, с кем встречался ночью Рогожин… Бодливой корове бог рогов не дает, потому тебя и остановили, что очень шустрый парнишка.
Шантажиста не определить, а к убийце подобраться можно, а от него дорога к Иксу. Но, чтобы он меня привел к хозяину, убийца должен быть убежден, что я его не раскрыл. Если я его выявлю, соберу улики и арестую, он будет молчать как рыба. Одно дело – спонтанное убийство, которое исполнитель может объяснить помутившимся рассудком либо никак не объяснить: мол, сами расстарайтесь в мотивировках, у меня голова болит, а вам за работу деньги платят. Совсем иное дело назвать руководителя, практически признаться в заранее спланированном убийстве с корыстными целями. Даже обсуждать такой вариант – сплошной идиотизм. К убийце следует подойти тихо, интеллигентно, чтобы у него ни в одном ухе, ни в одной ноздре не защекотало и он спокойно отправился бы к Иксу за инструкциями, советом, деньгами, черт его знает за чем, но отправился бы. Начать следует с пустяка – всего-навсего выяснить, кто убийца.
Икс! Выявить и взять этого человека для меня значительно интереснее и важнее, чем посадить генерала Фомина голой задницей на раскаленную сковородку. Конечно, я не прав, неизвестный уголовник менее опасен, чем коррумпированный генерал, но он уже клиент Петра и прокуратуры, а Икс еще не установлен, а я сыщик, и мой долг… Я, как все, заштамповался, даже мыслю штампами. Я хочу его выявить и обезвредить, надоело слышать, что мы ничего не можем. Кто он? Кто? Думай, сыщик, думай, просчитывай.