Удачливый крестьянин, или Мемуары господина

– Заранее отдаю себя в полное ваше распоряжение, – сказал я, – но раз об этом зашла речь, какую же работу вы для меня предназначаете?

– Сейчас не время говорить о моих намерениях, – отвечала она, – но ты, вероятно, заметил, что я ни словом не обмолвилась перед хозяйкой о том, что ты слуга; по одежде она тоже не могла этого определить; так помни: когда мы переберемся к ней, держись того же тона, какой приму я. Не спрашивай сегодня больше ни о чем – это все, что я пока могу тебе сказать.

– Пусть с божьей помощью все будет так, как вам угодно, – сказал я, в восторге от ее слов, так много мне обещавших, – но прежде надо обдумать еще одну мелочь: ведь хозяйка, чего доброго, полюбопытствует насчет моей особы и спросит: «А вы-то кто такой?» Кто же я, мадемуазель? Кем я должен быть? По вашей воле я становлюсь господином, но кто таков этот господин? Господин Жакоб? Достаточно ли этого? В купели меня нарекли Жакобом, и лучшего имени мне не надо, менять его на Другое я не стану, да и зачем? Пусть оно останется при мне; но к нему требуется еще одно; отца моего многие зовут «хозяин из Ля Валле»,[24] так не называться ли мне, его сыну, господином де Ля Валле, если вы не против?

– Отлично! – сказала она, смеясь. – Ты отлично придумал, господин Де Ля Валле, так себя и называй.

– Это еще не все, – сказал я, – если меня спросят: «Господин де Ля Валле, а что вы делаете в доме мадемуазель Абер?» что я должен отвечать?

– Ну, – сказала она, – не вижу в этом ничего страшного; скоро все Разъяснится. В квартире, которую я сняла, есть комнатка, весьма уд’Аленная от моей; ты поселишься там под видом моего родственника, помогающего мне в делах. К тому же очень скоро мы уладим все эти затруднения; несколько дней мне вполне достаточно, чтобы привести в исполнение одну мысль, и медлить с этим делом не следует. Обстоятельства не допускают промедления. Не говори ни о чем в доме сестры, пусть эти несколько дней тебя считают по-прежнему лакеем. Завтра ты еще раз зайдешь к нашей новой хозяйке; она, как кажется, женщина услужливая; ты попросишь ее подыскать для нас кухарку, и если она будет расспрашивать, кто ты такой, отвечай, как мы условились: назови себя господином де Ля Валле, моим родственником; по внешности твоей она ничего не заподозрит.

– Эх, чертовщина! До чего мне все это нравится! Сердце так и поет, сам не знаю отчего! Так значит, я ваш кузен? Ах, кузина, если бы я мог выбирать себе звание, я бы совсем не родственником вашим хотел быть! Я начинаю входить во вкус! Родство с вами для меня великая честь, это так; но ведь бывает же, что честь шагает в ногу с удовольствием, не правда ли?

Мы уже подходили к дому, и я почувствовал в эту минуту, что она замедлила шаги, чтобы успеть ответить.

– Я не совсем поняла вас, господин де Ля Валле, – сказала она веселым голосом. – На какое такое звание вы намекаете?

– Ах, черт меня побери, кузина, – сказал я. – Не смею продолжать: ведь я обязан вам уважением, хоть мы с вами теперь и родня; но если когда-нибудь вам, паче чаяния, придет охота обзавестись другом жизни, как бы сказать… ну, одним из тех, которых не отсылают в дальнюю комнату, а за их смелость кладут спать рядом с собой – как бишь у вас называются такие люди? У нас их называют мужьями, а здесь как-нибудь по-другому? И если, к примеру, найдется хват, который получит такую должность, так согласится ли он променять ее на титул родственника, полученный мною от вас? Ответьте по совести. Вот моя загадка, отгадайте же ее.

– Я дам ответ на твою загадку в другой раз, – сказала она, дружелюбно взглянув на меня. – Она мне понравилась.

– Да, милая кузина, – ответил я, – из нее может получиться что-нибудь путное, если захотеть над этим подумать.

– Да, но теперь молчок, – сказала она, – здесь неподходящее место для шуток.

Мы как раз подошли к дверям, ночь уже наступила.

Нам отворила Катрин; она была сильно озабочена своей дальнейшей судьбой и планами мадемуазель Абер.

Не буду распространяться о том, как любезно она нас встретила и как уверяла, что не хочет и думать оставаться у старшей сестры. И она не лицемерила, ибо ей пришлось бы перейти в полное распоряжение мадемуазель Абер-старшей; конечно, в интересах истины следует отметить, что за все время совместного житья мадам Катрин всячески увивалась именно вокруг старшей, побаиваясь ее властного и придирчивого нрава, тем более, что та командовала всем домом.

Но теперь сестры разъезжались, и это меняло всю картину; гораздо приятнее было перейти к младшей, которою мадам Катрин сама могла бы командовать.

Катрин сообщила нам, что старшая ушла и будет ночевать у одной из своих благочестивых приятельниц, из боязни, что встреча с младшей при теперешних обстоятельствах неугодна богу.

– Оно и лучше, – добавила Катрин; – без нее мы веселее поужинаем, не правда ли, мадемуазель?

– Разумеется, – согласилась мадемуазель Абер, – моя сестра поступила мудро, она хозяйка над своими поступками, как и я над своими.