Она не сказала ни да, ни нет. На другой день я снова пришел и опять шутил насчет этой будущей любви, а любовь-то, оказывается, уже пустила корни, да так, что я и не заметил, не почувствовал, ни разу даже не сказал: «Люблю вас». Что может быть противней подобной любви по привычке? Она застигает врасплох. До сих пор выхожу из себя, как подумаю об этом; нет, я никогда не примирюсь с этой мерзостью! И что же? Недели через две на горизонте появляется весьма состоятельный вдовец, постарше меня, и начинает ухаживать за моей красоткой. Я говорю «красотка» для смеха; таких физиономий, как у нее, хоть пруд пруди, никто их и не замечает; если не считать больших, скромно потупленных глаз, которые на деле не так уж красивы, как кажутся, это самое обыкновенное лицо; только и было в нем хорошего, что белая кожа. Этот вдовец мне сразу не понравился; когда ни придешь, он тут как тут; просто портил мне настроение; я ни в чем с ним не соглашался, даже говорил ему дерзости. Есть люди, с которыми у вас нет ничего общего, и этим я объяснял свою антипатию к нему. И опять-таки ошибся; я просто-напросто ревновал. Его тяготило вдовство; он завел речь о любви, а там и о браке. Я узнал об этом и еще больше возненавидел его, все еще не догадываясь о настоящей причине моей ненависти.
«Вы что, собрались за него замуж?» – спросил я девицу.
«Родители и друзья очень советуют мне серьезно об этом подумать! – сказала она; – Он торопит с ответом; не знаю, как быть; я еще не решила. Что вы мне посоветуете?»
«Я? Ничего, – ответил я, надувшись. – Вы хозяйка своей судьбы; что ж, выходите замуж, выходите, если вам это нравится».
«Ах, боже мой, сударь, – сказала она, отходя от меня, – вы так странно со мной разговариваете; если вам нет дела до других, хоть бы постеснялись говорить это прямо в глаза».
«Помилуйте, мадемуазель, – возразил я, – это вам нет дела до других».
Довольно странное объяснение в любви, не правда ли? Но более пылкого она от меня ни разу не слышала; да и это я сделал как-то нечаянно, не придавая ему никакого значения. Домой я вернулся в раздумье. Вечером зашел ко мне приятель.
«Вы слышали? – говорит он. – Завтра заключают брачный контракт между мадемуазель такой-то и господином де…! Я только что от нее; там собралась вся родня; сама она как будто в сомнении; мне даже показалось, что она грустит; не из-за вас ли?»
«Как! – воскликнул я, не ответив на вопрос. – Уже и о контракте заговорили? Что же это такое? Ведь я сам ее люблю. Уж лучше я на ней женюсь! Я должен помешать этому контракту».
«В таком случае, – сказал он, – не теряйте времени; бегите к ней; узнайте, что она об этом думает».
«Но, может быть, уже поздно?» – сказал я, взволновавшись, и добавил с глупым и сконфуженным видом: «Друг мой! Пойдите вы к ней, поговорите обо мне, вы меня очень обяжете».
«Охотно, – ответил он. – Ждите меня дома, я лечу туда и сейчас же вернусь с ответом».
Он пошел, сказал ей, что я ее люблю и прошу отдать мне предпочтение.
«Он? – удивилась барышня. – Вот забавно! Он держал свою любовь в секрете: пусть придет; я подумаю».
Получив через друга этот ответ, я побежал к ней. Она провела меня в особую комнатку, и там я объяснился.
«Что это рассказывает ваш приятель, – сказала она и посмотрела на меня довольно нежно своими большими глазами, – разве вы думали жениться на мне?»
«Да», – ответил я не совсем уверенно.
«Так почему вы раньше не сказали? – спросила она. – Как теперь быть? Вы меня поставили в тупик».
Тут я взял ее за руку.
«Странный вы человек», – сказала она.
«Неужели я хуже вашего вдовца?» – воскликнул я.
«Как хорошо, что его сейчас нет, – сказала она. – С контрактом вышла какая-то заминка: не воспользоваться ли этим? Пойдемте, у нас никого нет, кроме моих родителей».
Я пошел за ней, поговорил с родителями, склонил их на свою сторону, барышня тоже не возражала; кто-то предложил сейчас же послать за нотариусом.[57]
Не мог же я сказать «нет»! Дальше все пошло как по маслу; послали за нотариусом, он тут же явился; у меня голова шла кругом от этой быстроты: меня уже ни о чем не спрашивали, я попался в капкан. Я что-то подписал, они тоже подписались, составили бумагу для оглашения в церкви. Меньше всего тут говорилось о любви. Нас обвенчали, и на другой день после свадьбы я, к собственному удивлению, проснулся женатым. На ком? «Во всяком случае, не на дуре», – рассуждал я сам с собой.