При звуке имени на меня обрушился очередной шквал образов, на этот раз все они были призваны передать внутреннюю силу, лязг металла, и даже, почему-то, дыхание мехов в кузне. Ощущалось также умиротворённое спокойствие, широта натуры, и, в довершение ко всему, какая-то потаённая страстность, граничащая с безумием.
— Лейтенант? Вот, значит, кто смог достучаться до сердца нашей проказницы, — совершенно серьёзно, с оттенком задумчивости в голосе, изрекла дама. — Бьюсь об заклад, Вереск, что ты не столичный хлыщ, а служил где-нибудь на границе.
— Вы совершенно правы, милая дама, так оно и было. Если точнее, уже несколько лет кочую по северным гарнизонам, — я не ожидал, что женщина начнёт вот так рубить с плеча, без всяких политесов и принятых при первом знакомстве ахов и охов, и даже немного растерялся. — «Ну что ж, солдат, привыкай. Полагаю, они теперь будут воспринимать тебя как боевого товарища и вести себя с тобой на равных, без всякого принятого в высшем обществе такта. Так даже проще».
— Значит, ты не бывал раньше в столице? — вступила в разговор Алисия.
Я недоумённо посмотрел на откровенно обрадовавшуюся такому раскладу женщину. Мой взгляд не укрылся от Стассианны.
— Не удивляйся, Вереск. Наша сестричка очень любит свой город, вложила в него столько души и сил, — объяснение альты ничуть не прояснило ситуацию. Зато её прояснили дальнейшие слова Алисии.
— Скорей пойдем, покажу тебе фонтаны! — девушка схватила меня за руку и буквально потащила за собой. Сопротивляться же альте было себе дороже — это всё равно, что пытаться удержать за подножку карету, запряжённую шестёркой лошадей. Сзади хмыкнула вторая альта, пристраиваясь в хвосте нашей выросшей компании.
Фонтаны и… дуэли
До первого фонтана мы добрались буквально через пять минут. Просто улица вдруг кончилась и влилась в обширную площадь, в центре которой он и стоял. Возле фонтана царило оживление, толпилось много народу, с открытыми ртами любующегося на это чудо. Альты совершенно бесцеремонно расчистили локтями солидный участок перед фонтаном, не слишком соразмеряя силу тычков, так что люди разлетались в стороны как кегли в любимой мною в детстве игре «городки». — «Вот ведь странные создания! То проявляют поразительную глубину чувств, невероятную способность к состраданию и такт, а то совершенно не обращают внимания на переживания окружающих».
Оказавшись у самой чаши, я невольно залюбовался открывшейся передо мной картиной. Посмотреть действительно было на что. Огромная чаша белого мрамора с серебристыми прожилками была выполнена в форме открытой двустворчатой раковины, две створки которой лежали на земле. В центре, между раковинами, в воздухе висел матовый шар, в глубине которого плескалась чёрно-белая дымка. Чёрный и белый медленно перемешивались, создавая фантастическую затягивающую в свою глубину композицию, а затем вновь расходились в стороны, или протекали друг сквозь друга, или закручивались спиралью.
Откуда-то из-под шара почти параллельно земле били струи воды. Струи били по всей протяжённости раковины из её центра к краям, и наоборот, так что направление чередовалось через одну струю. Получался гребень из струй воды, над которым доминировал фантастический шар. Если присмотреться к водной глади под струями фонтана, то и там можно было уловить игру чёрно-белой дымки: то ли здесь отражалось происходящее в шаре, то ли существовала своя дымка, ведущая свою игру цветов.