Однажды ночью , когда Ольга спала в своей комнате, а Сергей в своей, она проснулась от того, что кто- лег с ней рядом. Она не стала зажигать свет, подумала, вернулся Игорь, она не хотела его видеть, ещё подумала, что он как всегда пьян и сейчас станет её трахать, а может быть, будет ругаться, а потом бить. Все как всегда. Как ей этого не хотелось. Она отвернулась от него, и ждала что будет. Спустя какое-то время Игорь придвинулся к ней и стал разворачивать её лицом к себе . Ольга подумала , что от него не пахнет вином, пахнет табаком. "Значит, трезвый" - решила она, -может быть, все обойдется. Он не будет трогать её и сейчас заснет". Она спала обычно голая, у неё была такая привычка. И сейчас на ней ничего не было. Игорь, не поздоровался с ней, не поцеловал её, все- таки не виделись столько времени, вот встретились в супружеской постели, мог бы и сказать любимой жене несколько слов, прежде чем её лапать. Нет, делал все молча. Он был тоже голый. Стал целовать её грудь, опускаясь ниже, стал целовать её живот, потом языком стал лизать вход в вагину , возбуждая клитор, Ольге стало хорошо. "Соскучился милый, - подумала Ольга. Её удивило то, что раньше Игорь никогда не терял времени на предварительные ласки, не разогревал её, не готовил к соитию. Пьяный набрасывался на неё и трахал, не останавливаясь в одной позе, трахал пока не кончит. Сразу отваливался и засыпал. Ольге было хорошо, и она стала гладить волосы мужа, целовать его руки и вздрогнула. Волосы у него стали, что ли другие? Подстригся наверно? Но руки, тонкие запястья? Член Игоря был уже у нее в вагине. Её захлестнула волна сладострастья. Как ей хорошо, так хорошо ей давно не было, и эта мысль поглотила другую. Недоумение по поводу изменений, которые произошли с её мужем исчезло. Она застонала, и отдалась разрастающемуся наслаждению, подчиняясь ритму соития, она была на вершине блаженства. Сергей кончил вместе с ней , но не упал рядом, как делал всегда. А продолжал ласкать её. Ольга взяла его руку и поцеловала, прижала к своей груди. Муж поднял лицо от её груди и посмотрел на неё. Она обомлела. Может быть, в этом была виновата темнота, шторы на окнах были задернуты, но Ольга видела перед собой лицо сына.
Сережа,- ты с ума сошел - сказала мать. Это была её единственная реакция на этот совершенно дикий поступок сына. Игорь пытался обнять её, бормотал: - "мамочка я люблю тебя". Ольга оттолкнула сына, встала с постели, надела халат, и пошл в ванную, которую Игорь купил недавно. Ее установили на кухне и отгородили возле неё раздвижными полимерными шторами небольшое пространство. Ольга наполнила ванну водой и села в неё. Её состояние назвать шоковым было нельзя, но ей было очень плохо, хотелось выть. И она не стала сдерживать себя, завыла. Отчаяние от поступка сына было столь велико, что она просто захлебывалась слезами. Тонула в них. Она была сильная волевая женщина. Бабка у неё была чистокровной эстонкой, тяжелым и суровым условиям жизни её народа на протяжении веков, она была обязана, что и к ней генетически перешла черта национального характера эстонцев, стойко переносить все несчастия, не скатываясь в продолжительную, похожую на запой, истерику, какая часто случается у русских баб. Ольга тоже обладала способностью в тяжелых жизненных ситуациях, погружать себя в мир бесчувственности, некой духовной анестезии, отстраняться от своей беды, как от чужой, гнать её прочь и, в конце концов, побеждать свои страдания. Чтобы вызвать такое состояние существовал только один способ, заняться до изнеможения каким либо трудом, чтобы сил на бесполезные размышления не осталось.
Ольга так и поступила, вся ушла в работу пропадала в училище им. Макарова целыми сутками. Возвращалась домой, ела одна, иногда с Сергеем. В основном, за столом, оба молчали. И вообще она теперь была для него не мать, скорее учительница, разговаривала с ним как со своими учениками. К себе в комнату не пускала. Общались в столовой. Ждали возвращения отца, хотя ничего хорошего не ждали от него оба. Естественно, мать не расскажет Игорю о выходке сына, но эта атмосфера молчания угнетала их обоих и появление Сергея, быть может, поможет ей реабилитировать её отношение не любви, не ненависти к сыну и поможет забыть непроходящую боль. Он существовал для неё сейчас как посторонний предмет в доме, их кошка была ей ближе. К сыну же никаких чувств.