В училище, где она работала, дел было по горло, и часто субботу и воскресенье она проводила на работе. Как-то в субботний день она освободилась рано и сразу поехала домой. Дома было тихо, ей показалось, что никого нет. Она устала, и решила, что поест потом, захотела сразу прилечь отдохнуть. Вошла в спальную комнату и от того что она увидела, у нее тоскливо защемило сердце. На её постели спали сын и его девочка. Она не стала поднимать шум, понимая, что это бесполезно. Что произошло, то уже не исправить. Они сидели, пили чай с домашним вареньем и сушками. Наташа весело смеялась, когда Сережа о чем-то рассказывал, он тоже был в хорошем настроении, ни капли раскаяния. Ольга понимала, что никакими уговорами, воспитательной беседой не расстроить связь несовершеннолетних любовников. Сергею было только четырнадцать лет. Запретить им встречаться, но это не возможно. Они учатся вместе. Позвонить отцу Наташи? А что она скажет? - "Сын трахает вашу дочку. Помогите мне, заберите Наташу из школы, где учится мой сын". Большей глупости придумать нельзя. И она оставила все как есть. Время лучший лекарь. "Возможно, когда они расстанутся на лето, до осени, Наташа найдет себе кого-нибудь другого у себя в Луге или вообще останется там, - подумала Ольга. Она не стала забивать себе голову нерешаемой, как ей казалось, проблемой. Конечно, она сказала этим детям, что они неправы, что ранняя сексуальная жизнь, отражается не самым лучшим образом на здоровье, прежде всего, девочки. Сказала, что в обществе, котором они живут, не культивируется любовь Ромео и Джульетты, такая любовь считается аморальной. Ольга сказала: если об их отношениях узнает общественность, назовем так взрослых людей: - это педагоги, или чьи-то родители, например отец Наташи, узнают одноклассники, будет большой шум, будут оргвыводы, влюбленную парочку несовершеннолетних нарушителей общепринятых норм морали, будут шельмовать. Вам будет очень плохо и очень больно.
- Мама, я люблю Наташу, и до всего остального мне нет дела. Вот, если она меня бросит, не знаю, но думаю, я очень расстроюсь, Сережа, не стесняясь, матери, поцеловал Наташу в губы. Если все-таки это случится, во что я не верю, чтобы больше такие девочки как Наташа, меня не расстраивали, я стану искать подружку старше себя, хотя бы такого возраста, как ты, мама. Мне очень нравятся взрослые женщины, - он засмеялся.
- Не надо Сережа, не говори глупости, не обижай Наташу и подумай, о чем ты говоришь. Тебе надо проветриться. У тебя что-то с головой не в порядке. Сходите куда-нибудь, погуляйте.
С Наташей Сережа связь не прерывал до самого окончания школы, у них были ссоры, чаще виноват был Сережа, он не забывал и других девочек из своего класса дружил с ними, и не прочь был перевести дружбу с любой из них во что-то нечто большее, эта всеядность её бой-френда злила Наташу. Она ревновала его к одноклассницам, Сережа был красивый мальчик, и пользовался повышенным вниманием многих из них. По натуре Сережа не был однолюбом, однако вынужден был хранить верность Наташе, потому что другие девочки подозревали, что у Сережи с Наташей не только платонические отношения. Они не хотели портить отношения с Наташей и предпочитали дружбу интригам, без которых такой внутриклассный промискуитет был бы невозможен. И потом многие из них тоже любили, но робкой девичьей любовью, не переходя в отношениях с мальчиками дозволенных границ.
То, что рассказывала мне Ольга о царящей атмосфере дружбы и платонических отношениях между одноклассниками той школы, где учился Сергей, где только её сын с Наташей нарушали эту идиллическую картинку, были каким-то исключением, были, так сказать, что ли пионерами разврата среди подростков их возраста, никак не коррелировало с рассказом моего приятеля, директора дома творчества художников, с ним мы недавно встречались в пивной, пили пиво, он рассказывал интересные истории из жизни художников, которые отдыхали у него, людей в той или иной мере одаренных, интересных людей, их мир мне был совсем не знаком и рассказы приятеля я слушал, раскрыв рот. И среди этих рассказов я услышал историю особенную, к творчеству художников не относящуюся, но приятель рассказал её по ассоциации с другими, поскольку мизансценой рассказа была территория дома художников.