Кристи. А то как же? Я, слава тебе богу, просто от счастья сиял, глядя, как светлеет на небе и как ветер относит полосы тумана, пока вдруг где-нибудь не завизжит кролик, и я — ну бежать за ним по дроку. А затем, когда я досыта наохочусь, возвращаюсь это я к себе вниз и вижу, как утки и гуси лежат себе и спят посреди дороги. А еще не доходя до навозной кучи, я уже, бывало, слышу, как родитель мой храпит, — он всегда храпел, когда спал, громким таким, тоску нагоняющим храпом. Ах, что это был за человек! Как только глаза продерет, сейчас начинает беситься, все одно как офицер в золотых позументах, только и слышишь, как он ругается, кричит и клянет всех и вся на чем свет стоит последними словами.
Пегин. Матерь пресвятая богородица, спаси и помилуй!
Кристи. Да, ничего бы другого ты и не сказала, если бы видела его, когда он запоем пил. Пьет это он себе несколько недель подряд беспробудно, а потом как встанет на самой заре, а то и того раньше, и выйдет гол, как осиновый кол, на двор и начнет по звездам комья земли швырять, пока поросят насмерть не перепугает и свиньи со страху не завизжат.
Пегин. Да я бы тоже такого чудища испугалась. И никого, кроме вас двоих, в доме не было?
Кристи. Ни лысого беса, никого, хотя сыновей у него и дочерей куча, чуть ли не в каждом большом городе и в каждой стране во всем мире. И ни один из них по сей день не преминет проклясть его на чем свет стоит всякий раз, как невзначай чихнет или проснется ночью от кашля.
Пегин
Кристи. Ну, а моего-то ты, наверное, стала бы клясть, это уж как пить дать. Он такой человек был, что от него никому житья не было, только и вздохнешь иногда, когда его засадят за решетку месяца на два, на три, или когда он попадет в работный дом за драку с полицией или за нападение на прохожих.
Пегин
Кристи. Да уж, конечно, пора. Я ведь, право, неплохой малый, и сильный очень, и храбрый, и…
(
Пегин. Кто там?
Голос
Пегин. Кто это я?
Голос. Вдова Куин.
Пегин
(
Вдова Куин
Пегин
Вдова Куин
Пегин
Вдова Куин
Кристи
Вдова Куин
Кристи (нерешительно). Пожалуй, что и так.
Вдова Куин. Да уж чего там «пожалуй», это так и есть, как я говорю. Сердце переворачивается смотреть на тебя, как ты сидишь себе такой тихоней, за молоком да лепешкой. Тебе бы больше пристало катехизис повторять, чем отца родного резать.