Тем временем окончательно рассвело. В дневном свете наблюдатель заметил идущий из Ревеля полным ходом спасательный пароход. Оказалось, это было судно одного из частных спасательных обществ. Став на якорь в возможной близости от «Луги», пароход спустил шлюпку, и командир его прибыл на миноносец предложить свои услуги. Тут же, на палубе миноносца, Михеев лично вступил с капитаном спасателей в переговоры. Но капитан парохода потребовал такую непомерную плату за спасение и буксировку корабля в Ревель, что Константин Борисович немедленно предложил ему сесть в шлюпку и убираться вон. Оправдываясь, капитан спасательного парохода пояснил, что плата за спасение судна, кроме тяжести его аварии, устанавливается спасательной компанией в зависимости от близости к берегу, у которого сидит судно. «Луга» же сидел так близко от берега, что можно было переговариваться с ним оттуда, не возвышая голоса. Еще бы пару сажень вперед и у борта миноносца могли бы пастись коровы
Возвратившись к себе на пароход, капитан его не спешил уходить. Надеялся он, похоже, на возможное изменение погоды. Поднимись свежий ветер, и миноносец будет разбит о камни разведенной волной в самый короткий срок. Понятно, что в таком случае Михеев сразу же сделался бы сговорчивее. На счастье командиров и экипажа, было так же тихо, хотя и сумрачно, как и накануне. Поэтому оставалось только ждать случая…
Вот в Суропском проходе показался еще дымок, и вскоре из-за ближайшего мыса показался сначала нос, а потом и корпус судна, направившегося к миноносцу. Это было уже казенное спасательное судно «Могучий». Все на миноносце вздохнули с облегчением. «Могучий», подойдя к месту аварии, бросил якорь так близко, насколько позволяла глубина. Командир его, ознакомившись с состоянием миноносца, приступил, не теряя времени, к действию. На спущенном с парохода боте был привезен чудовищной толщины стальной перлинь. Который обнесли вокруг платформы кормового минного аппарата и закрепили на корме «Могучего». Когда все это было готово, «Могучий» снялся с якоря и, развернувшись носом к морю, запустил машины. Стоя на мостике, Петр с замиранием сердца смотрел, как вытягивался в струну чудовищный стальной перлинь, как все сильнее бурлила вода за кормой «Могучего», который постепенно увеличивал ход…
— Если он нас не стащит, — тихо заметил стоявший на мостике Александровский, — то этот «Могучий» разорвет нас пополам. Не успел Анжу ему ответить, как миноносец с тихим шуршанием пополз с камня на чистую воду. Прозвучавшее на борту «Луги» «ура», наверное, весьма грустно отозвалось в ушах командира частного спасательного судна. Приведя, насколько можно, себя в порядок, «Луга», конвоируемая «Могучим», пошла своим ходом в Ревель.
Съезжая на берег, Михеев простился с экипажем, как будто ровно ничего не случилось. Единственной реакцией на случившееся было указание командиру во время прощания, что до прибытия следственной комиссии, которая разберется в причинах аварии, необходимо ввести «Лугу» в сухой док для осмотра подводной части и починки помятых листов обшивки.
Повреждения оказались незначительными.
А через несколько дней на миноносец прибыла следственная комиссия. Главу которой Анжу несколько раз встречал в доме Дубровского. Но прибывший начальник делал вид, что мичман ему не знаком и Петр промолчал. Он предъявил комиссии карты с проложенными курсами, показал записанные в пути маячные румбы, а также вахтенный журнал. По требованию членов комиссии ей предоставили и таблицу девиации компасов, с указанием времени ее определения. Члены комиссии качали головами, о чем-то тихо переговаривались между собой и, видимо, так же мало понимали во всей этой истории, как и сам Анжу. О чем говорилось в докладе комиссии, ни Александровскому, ни Анжу никто не сказали ни слова. Но вскоре они узнали, со вздохом облегчения, что случай с «Лугой» был отнесен к «неизбежной в море случайности», и расходы по ремонту аварии были приняты на счет казны.
А еще через несколько дней, вместе с сообщением о смерти Его Императорского Величества, пришел приказ на возвращение отряда назад, в Гельсингфорс. Опять шли всем составом, двумя колоннами и никаких происшествий не случилось. В Гельсингфорсе миноносец сразу поставили на списание девиации, но Анжу уже было не до того — его вызвали в столицу.
По прибытии в Санкт-Петербург Петр первым делом направился в Адмиралтейство. Что его ждало «под шпицем», Анжу не знал и поэтому волновался сильнее, чем во время ставшего уже знаменитым похода в Ревель.
В безликом, казенного вида кабинете, капитан второго ранга, представившийся Георгием Николаевичем Повалишиным, предложил Анжу сесть и послал вестового за чаем. После чего несколько минут развлекал его разговорами о Либаве. Чай, принесенный в кабинет, показался расстроенному всеми этими непонятными событиями Петру безвкусным. Впрочем, сильно затягивать разговор хозяин кабинета не стал.