Удар милосердия

Это Джареда не пугало. После того, что он пережил во время поединка с Лозоиком Поссаром, его мало что способно было напугать. Так что незачем заниматься гаданием. Нужно пойти и узнать.

И последний вопрос – куда?

Эти знатные господа полагают, будто каждый обязан знать, где они обитают. Хотя столичные жители, наверняка, и в самом деле знают…

Джаред спустился и разыскал хозяина, и тот объяснил ему, где дом господина Кайрела. Оказалось, не так далеко отсюда, реку, во всяком случае, пересекать не надо. За монастырем святой Гизелы, на Двухвратной улице, дом именуется Зеркальным…

Про Двухвратную улицу Джаред знал. Раньше она соединяла Карнионские ворота и Южные, те, которые потом замуровали после университетского мятежа. А название дома Джареда удивило.

– Почему Зеркальный?

– Там зеркало изображено. По первости, говорят, настоящее было зеркало, серебряное, а потом потемнело от дождя и снега, и его убрали. Сделали из камня – знаешь, когда не целиком вырезают…

– Барельеф.

– Вот, это самое слово.

Гостинник вывалил на Джареда еще уйму сведений, которые были вовсе ни к чему. Хозяин Южного подворья не упускал из внимания того, что было как-то связано с Югом. Зеркальный дом, рассказывал он, когда-то бывший одним из лучших в этой части города, теперь порядком запустел и обветшал…

– Почему? Мне показалось, что Кайрел ап Тангвен – человек не бедный и не скупой.

– Именно поэтому…

Как выяснилось, Кайл Рондинг, благодаря приданому, полученному за женой, смог перестроить заново единственный свой замок. Вдовствующая госпожа ни Тангвен Рондинг там все время и живет. Не любит она столичной жизни. А Кайрел ап Тангвен там годами не бывает, потому как на службе…

Положив конец трепотне хозяина, Джаред зашел к себе, предупредить Дагмар, что уходит, и застал ее спящей. Это и понятно – сегодня, чтобы успеть на казнь, они поднялись на рассвете. Джаред не стал ее будить, но решил, что к ночи обязательно вернется, что бы ни случилось. Пусть даже эта Двухвратная улица провалится под землю…

Улица оказалась едва ли не самой длинной в этой части города. Но Джаред не торопился. Дни стояли долгие, даже после заката тьма медлила подступать, при том, что совсем светлых, как в Эрде, ночей, здесь не бывало. От майских сумерек в Карнионе столичные вечера тоже отличались. Днем об эту пору на Юге жарко, люди сидят по домам, а к вечеру настоящая жизнь и начинается. Улицы заполняются людьми, кумушки громко болтают, степенные горожане чинно идут в гости, а то перебежками удаляются туда, где играет музыка, льется вино, игральные кости гремят о столешницы… В тримейнских кабаках тоже сейчас пьют и гуляют, и комедианты добывают свой хлеб, утерянный утром во время казни. За счет этой казни, небось, и восполняют. Придумал ли Матфре новую версию «Игры об отрубленной голове» – «Игру о пляске на виселице», например? Вряд ли. Он человек осторожный.

Но все же есть в тримейнских майских вечерах нечто опасное, разнеживающее… этот золотистый свет, размывающий четкие очертания, когда теряешь представление о расстояниях, но это тебя ничуть не тревожит…ты погружаешься в эти теплые мерцающие сумерки, точно муха в мед. Тьфу, придет же сравнение в голову!

Из-за ограды монастыря святой Гизелы слышалось пение монахинь. Джаред помедлил, прислушиваясь. Матфре рассказывал, что Дагмар с успехом представляла роль великомученницы, во имя которой выстроена здешняя обитель. Но Джаред этого не видел. И вряд ли увидит. С тех пор, как к ней вернулась память, Дагмар совсем потеряла интерес к ремеслу, еще недавно составлявшего смысл ее жизни. Она даже петь перестала. Прав Матфре – придется ему искать другую комедиантку. Дагмар свое отыграла. И это к лучшему.

Двухвратная улица сделала очередной поворот, и Джаред увидел большой дом из серого камня, обнесенный кирпичной оградой. От соседних домов его отличала крыша, выложенная не из черепицы, а из пластин дегтярно – черного сланца. Указанный барельеф являл собой отшлифованную прямоугольную плиту, от которой в разные стороны расходились полосы – надо думать, изображающие блестящие лучи. С правой стороны к «зеркалу» подъезжал рыцарь со щитом и копьем. На щите можно было разглядеть, с определенными усилиями, ладью и башню.