Удар 'Молнии'

- Довольно болтать-то, - усмехнулась она и неожиданно присела на кровать у ног. - Отмыла тебя, отчистила - теперь и отдавать жалко. Ты парень-то ничего, казак. Я ведь сейчас торгашка, челнок, на все смотрю взглядом продавца...

- Так, любопытно! Кому ты собираешься меня отдавать?

- Не знаю... Отпусти тебя, так кто-то подберет. Сейчас война, одиноких женщин хватает... Не отпускать тебя, что ли?

- А муж? - откровенно съязвил Глеб. - Учитель? Интеллигентный чеченец?

- Прекрати, - властно оборвала Наталья. - Был муж. Учитель, вместе работали в школе. Я физкультуру вела, он - биологию. Потом ушел на железную дорогу. Мы в Гудермесе жили... Стал хорошо зарабатывать. Промысел такой был добывать вещи из вагонов. Ты не местный, тебе этого не понять, а у нас это привычное дело - ходить за добычей. Что у чеченцев, что у казаков. Рисковое занятие, для настоящих мужчин... Погиб он, охрана состава застрелила. Теперь чеченцы меня не жалуют, как раньше, но зато не трогают.

- Извини...

Она усмехнулась невесело, но тут же с легкостью смахнула печаль.

- Может, сам посоветуешь, что мне с тобой делать?

- Ну уж конечно не отдавать никому и не отпускать! Такой товар! А если еще волосы отрастут? Да усы?

- Веселый ты парень! Люблю веселых!.. Да только не простой. Ты ведь рискуешь все время, с автоматом вон спишь в обнимку... Но промышляешь не грабежом и не разбоем. Я все вижу, Глеб. А что не вижу - чувствую.

- Как я денежки зарабатываю - не твоего ума дело, - грубовато оборвал он. - По крайней мере, не челнок, чтоб сумки таскать.

Глеб мысленно перебирал легенды, более подходящие на этот случай - она же сама подсказала.

- Наркотики, да? Такие деньги зарабатывают только на этом.

- Пожалуй, я от тебя сам уйду! - Он встал, не стесняясь наготы, а даже демонстрируя ее, прошел к стулу и стал одеваться.

- Так я тебя и отпустила!

- Нет, ты мне нравишься. Но язык у тебя!.. И особенно, нос!

Он медленно надел трусы, майку и только потянулся за брюками, как Наталья подошла сзади и обняла за плечи, прижалась к спине.

Глеб услышал короткое, отрывистое дыхание.

- Не уходи... Я терская казачка... Меня с детства учили... где язык должен быть... и где нос...

Развернувшись к ней, он увидел перед собой только приоткрытые губы. И больше ничего...

Наталья же уклонилась, спросила с надеждой:

- Только скажи? Ты - удачливый? Везучий?.. А то мой муж был... Никого даже не царапнуло, а ему четыре пули досталось. Смелый, но невезучий!

- Еще раз услышу о муже!..

- Смотри! - перебила она, показывая седую прядь. - Хочешь, чтобы я поседела? Этого хочешь?

- Я тебя хочу. - Глеб взял ее на руки. - А что касается удачливости... Разве мне не повезло? Какую красавицу добыл! Без выстрела взял. И почти без риска!

И ничего в тот миг не испытывал, кроме безотчетного, лихого счастья и переполнявшей его энергии, сходной с энергией воинского духа...

Теперь надо было уходить от всего, что успел построить за этот год и как-то незаметно обжить. Он потом много раз пропадал надолго и возвращался грязным, завшивевшим, заведомо зная, что опять испытает обновление, потрясающее чувство чистоты и неги. Только совсем не осознавал тогда, что всякий раз вкладывает еще один кирпичик в здание, которое хоть и с натяжкой, но можно было назвать семьей.

Глеб, еще не расставшись, испытывал чувство потери. И не только потому, что Наталья, не ведая того, вслепую, помогала ему, собирая информацию на рынках городов, часто весьма ценную, не зная истины, по-женски аккуратно отводила от него подозрения, а то и прямые угрозы, когда поддерживала легенду о нем как о человеке, промышляющем поставкой наркотиков в Россию.

Однако, даже в минуты ощущения чистоты после очередного похода Глеб понимал: их отношения не соответствовали представлению о семье, ибо замешаны были на грязи. Только и разговоров было в доме: как перетащить из России вагон украденного где-то товара, сбыть фальшивые деньги, партию которых предлагают, - одним словом, семейка-то получалась бандитская, преступная, а он - глава ее - вообще из "наркомафии"!

Разумно было бы, сделав свои дела, уйти и не вернуться...

После казни Кастрата и двухнедельной отлежки в уютном временном пристанище Глеб все-таки решился.

- Собери самые необходимые вещи в маленькую сумку, - распорядился он. Сегодня ночью уйдем... за границу.

- Надолго? - только спросила она, давно предчувствуя такую развязку.

- Навсегда.

Она давно уже не проявляла своей властности, с детства наученная жить под волей мужа, и могла "расслабиться" только когда оставалась одинокой. Слово Глеба имело силу закона, что особенно ему нравилось и отвечало мужскому духу.

- Навсегда уйти не могу, - заявила Наталья. - Мать одну не оставлю и дом не брошу.

С точки зрения Глеба, все они здесь жили не по совести, воровали, грабили, продавали, мошенничали - короче, занимались привычным для этих мест и имеющим давнюю традицию промыслом. Но у этого жулья и ворья было обостренное чувство любви к родственникам, может, оттого, что жили в постоянном риске, ступали по грани и избавлялись от опасности лишь в кругу семьи.