Удар отточенным пером

Тетка тоже не поддержала меня, предложив сделать гостю кофе или чай. И от того и от другого, впрочем, Селиверстов отказался.

– Так вы довольны работой Юли? – вернулась к теме Вика.

– Чем она вам не угодила? – нетерпеливо воскликнул Селиверстов. – Она же вроде тоже филолог. Ваш человек. Да, я ей доволен. Она очень выросла за этот год. Знаете, я не из тех людей, кто набирает команду по знакомству. Это мой девиз. Юля прошла серьезный конкурс, у нее прекрасное образование, широкая эрудиция, грамотность, свободный английский. Она прекрасно справляется.

– Юля совсем не глупа, – согласилась тетка.

Пальцы Селиверстова нетерпеливо застучали по подлокотникам, но сам он оставался все в той же притворно расслабленной позе, но, конечно, он не был расслаблен, а лишь демонстрировал нам, что даже здесь, в нашем доме, он остается хозяином положения.

– Не доводилось ли вам, Владислав Юрьевич, слышать имя преподавателя, под руководством которого делала диплом ваша помощница? – продолжала Вика, ничуть не смущаясь его реакцией.

Селиверстов отрицательно помотал головой и сознался, что такая информация его никогда не интересовала.

– Не буду вас томить – это Ада Львовна Миллер.

– Ну надо же!

Мужчина встал, что стоило ему заметных усилий, придерживая поясницу, прошелся до окна прямо по газетам. За этот день он заметно сдал и уже не был похож на бодрого Вилли Вонку, кофейного супермена.

– Вы думаете, Юля захочет рискнуть своей стабильной карьерой ради сиюминутных денег? – размышлял он вслух. – Ведь она серьезная девушка, насколько я понял. Ну какие там деньги ей могли предложить эти козлы? Шпионаж на производстве – ведь это клеймо… Из города беги… Я могу устроить ей такую несладкую жизнь… Ни одна взятка такого не стоит… Нет-нет, я не думаю, что Юлю подослали ко мне с перспективой слива информации. Бред. К тому же я вам объяснил, я сам набирал свою команду. По результатам тестов.

Селиверстов сделал проход вдоль окна, разминая руки и ноги.

– И это знакомство с Миллер настолько легко проверяется… – продолжал он.

– Во-первых, проверяется не так уж и легко. Вы ведь только от меня узнали, – моментально возразила Вика. – А экспертом с вашей стороны мог быть и кто-то другой, не знакомый с Юлей и Миллер лично.

Она снова замолчала, перелистывая свои бумаги.

– А во-вторых?

– Что во-вторых? – удивилась Вика.

– Вы сказали «во-первых», значит, есть и во-вторых?

Вика посмотрела непонимающе и отрицательно покачала головой.

– По-моему, «во-первых» уже достаточно.

Селиверстов пожал плечами:

– Спасибо, что предупредили. Я буду иметь в виду. Займу Юлю другими текущими делами. А сейчас давайте поговорим о возражениях на экспертизу Миллер.

Виктория улыбнулась. Я слишком хорошо знал эту улыбку. Сейчас она улыбалась, глядя как бы немного сквозь собеседника, и эта улыбка говорила о том, что она уверена на все сто процентов. Учитывая сложившуюся ситуацию, это было крайне самонадеянно.

Селиверстов передернул шеей и плечами под ее немигающим взглядом.

– Да, мы можем поговорить о возражениях, – медленно произнесла Вика, заметив движение. – Только я уверена, что как раз сейчас Юля договаривается с Миллер о том, что завтра Ада Львовна сможет прочитать эти самые возражения. До суда, само собой.

На наших глазах с Селиверстовым произошла метаморфоза. Он подобрался, оперся локтями о собственные колени, взгляд его стал холодным, напряженным, как у хищника в засаде.

– Почему вы так настаиваете? – зло поинтересовался он.

– Потому что отношения «учитель – ученик» иногда бывают сложнее, чем кажутся, – криво усмехнулась тетка.

– Насколько сложнее? – приглушенно спросил Селиверстов, кажется, он еле сдерживался, чтобы не взорваться, и в общем и целом я понимал его. – Объясните по-человечески. Я не понимаю этих всех тонких отношений. У нас на юрфаке между учителем и учеником все было просто: послушал лекции, сдал зачет, сходил на семинары, сдал экзамен. Если нет – иди пересдавай или договаривайся как-то. Тут были, конечно, иной раз и тонкие отношения. Так тонко приходилось заходить, что сам потом полгода тонко жил. А преподаватели, наоборот, жили толсто. Я как раз в девяностые учился, тогда все вообще как с цепи сорвались: все хотели быть толстыми. И все хотели быть юристами. Но вы ведь не про это сейчас? У вас же на кафедре собираются люди тонкой душевной организации, а мы люди простые, заводчане…

Селиверстов ехидничал. И хотя этот человек мне не нравился, ему сложно было отказать в здравомыслии. Юмор вскрывает фальшь, и сейчас история про Миллер и ее девочек показалась мне особенно невероятной и глупой. Впрочем, Виктория это тоже чувствовала и не стала рассказывать про Пигмалиона и Галатею, про то, как творец влюбляется в свое творение, или про Нарцисса, глядящегося в реку, и реку, видящую себя в глазах Нарцисса. Хотя именно такая версия, честное слово, была популярна на филфаке. Виктория рассказала сугубо материальную сторону этих событий.