Удар отточенным пером

Голос ее тоже слегка завибрировал, но это была лишь секунда. Мы ответили на ее приветствие, а Вика еще и ухватила Миллер за руку, пожав ее по-мужски. Инстинктивно женщина попыталась отдернуть руку, но мгновенно передумала. Так они и стояли почти минуту, держась за руки, рассматривая друг друга с одинаковыми пластмассовыми улыбками на лицах, глядя на которые оставалось только делать ставки, насколько громким будет скандал.

– Я даже не узнала вас, – начала Миллер, слегка поведя головой в сторону, как будто сделала первое движение индийского танца. Эта неестественность выдавала колоссальные нервные усилия.

– Богатой буду, – лучисто улыбнулась в ответ Вика и наконец разжала ладонь.

Дамы сели друг напротив друга и снова улыбнулись, как бы приглашая к разговору, но обе молчали. Миллер уже овладела собой: улыбки у нее стали выходить живые, изысканные, наклоны головы – церемонные, глаза смотрели с нежностью, пониманием и поистине философским смирением. Все то же зеркально отобразила Виктория. На моих глазах разворачивалась игра, которую можно смело назвать «инструкция по подчинению». Это вам не жалкий Дейл Карнеги с его детской песочницей для лидера, не «50 оттенков серого» и не пособия по полевой психологии, как соблазнить миллионера. Это высший пилотаж.

Предыдущая встреча Миллер и моей тетки закончилась разоблачением вора-плагиатора, потерей работы для одного доцента, а сам я при этом разъезжал по городу в женском парике и Викиной юбке[10]. Они друг друга стоят, так что это обещало быть интересным.

Итак, картина первая: прощупывание почвы.

– Вы позволите, я немного поготовлюсь? – Вика вдруг кивнула на свои бумаги, и Миллер, как вежливому человеку, осталось лишь согласиться.

Ада Львовна откинулась на спинку своей лавки и замерла на несколько секунд, собираясь с мыслями. Своим молчанием Вика, безусловно, провоцировала: просто сидеть напротив оппонента и не говорить ничего было не в характере Миллер, она обязательно попытается взять инициативу. Тот, кто начинает, выбирает тему, направление и тон разговора, а это уже само по себе многое говорит о намерениях и настрое человека. Они обе прекрасно знали об этом, молчание затянулось, но Миллер этот разговор был нужен немного больше, чем Виктории, поэтому прошла пара минут, и Ада Львовна заговорила.

– Перед смертью не надышишься, помните такую студенческую поговорку? – игриво улыбнулась женщина.

Виктория медленно подняла голову, улыбнулась в ответ.

– Умирать никто вроде не собирается! – тоже пошутила тетка. – Это всего лишь суд.

– Лучше расскажите, как ваши дела, Виктория? – Примадонна сделала большие трогательные глаза.

– Мои дела хорошо, – нежно отозвалась Вика. – А как ваши?

Миллер грустно улыбнулась:

– Жить можно.

Виктория слегка нахмурилась, как того требовали приличия, и поинтересовалась с достаточной для случая тревогой в голосе:

– Что-то случилось?

– Все хорошо, – пожала плечами Миллер, скрестив свои красивые слегка полноватые руки на коленках. – Только немного скучно. Кажется, что лучшие времена прошли и ничего интересного уже не будет.

– Неужели?! – возразила Виктория светским тоном. – Я вижу, вы на месте не стоите – вот, осваиваете новую сферу деятельности. Юридическая филология. Разве это не интересно?

Миллер подалась вперед и посмотрела в глаза Виктории долгим пристальным взглядом. Меня она все это время не замечала вовсе и теперь, кажется, собиралась загипнотизировать собеседницу. Не исключено, что ее ледяной бирюзовый взгляд вполне мог довести жертву до нужного уровня транса, если бы окружающая обстановка хоть немного располагала к сеансу гипноза. Однако вокруг было слишком суетно: между лавками то и дело пробегали серые костюмы и черные юбки-карандаши, в коридоре равномерно гудело, время от времени кашляло, хлопало и звякало.

Миллер отодвинулась и печально улыбнулась:

– Мы с вами вынуждены сегодня выступать на разных сторонах. Но это только работа. Это только работа, моя дорогая Виктория. И работа никак не должна повлиять на наши с вами отношения.

– Отношения? – подняла брови Вика, произнеся это слово одновременно игриво и иронично.

– Отношения, – убежденно проговорила Миллер. И в каком-то высшем философском смысле она, наверное, была права, потому что сознательное прекращение отношений – тоже отношения.

Как бы то ни было, маневр Виктории удался. Она предоставила первое слово Миллер, и та выбрала оружие. Отношения – это было в ее стиле.

– Знаете, Вика, давайте так: кто старое помянет… как говорится. – Миллер стыдливо потупила глаза. – Я вам лучше вот что скажу. Теперь я понимаю, что вы оказались гораздо умнее, чем все остальные мои ученицы, – медленно продолжала она, беря для лести долгое дыхание. Перевела взгляд: сначала посмотрела в левый угол комнаты, потом скользнула по лицу собеседницы и сфокусировалась на глазах.