«Боже», — подумал Кевин. Он наблюдал за тем, как Мартинес расхаживал по залу для игры в блэкджек, равнодушный ко всему происходящему вокруг. Он дважды прошел мимо стола Кевина, но счет был пока слишком низким, чтобы вступать в игру.
Затем Мартинес вдруг направился к столу Майкла. Он уселся рядом со стриптизеркой в топе и сходу начал с ней заигрывать, вынув при этом толстенную пачку денег из заднего кармана брюк. Кевин мог только предполагать, что было на уме у Мартинеса. Майкл, аккуратненький теннисист, был, разумеется, вне игры.
Кевин вернулся к своим картам, играя, ведя счет и болтая с приятной парой из Чикаго. «Шу» снова подошел к концу — и снова ширина разрезания была почти пять колод. Великолепная возможность для подсчета карт. Кевин насторожился, когда появились первые карты нового «шу». Большое количество двоек и троек, что увеличивало последующий счет игры. Очень скоро этот счет выражался уже в двузначных числах, и Кевин стал снова высматривать Мартинеса. На его счастье, Мартинес уже поднимался из-за стола Майкла, сгребая с сукна черные и малиновые фишки. Кевин откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он не видел, чтобы Мартинес смотрел в его сторону, но внезапно отсвет от голубого бархата отразился от его стола.
Пара из Чикаго, вытаращив глаза, смотрела, как Мартинес буквально упал в кресло рядом с ними, ссыпав свои фишки на сукно в беспорядочную горку. «Привет всем! Какие тут дела?» — развязно поинтересовался он.
У него был сочный южно-калифорнийский акцент. Женщина-мышка придвинулась поближе к мужу. Кевин громко вздохнул и ответил: «Дела не очень. Я уже просадил половину
Мартинес сделал гримасу. Потом он, похоже, не считая, подвинул горку фишек в игровой круг. Две черные, две малиновые, шесть зеленых.
«Спокойно. Я приношу удачу. Я всегда приношу большую удачу», — сказал Мартинес.
Затем полез под ворот рубашки, достал оттуда аляповатый золотой медальон и поцеловал его. Кевину пришлось ущипнуть себя, чтобы не рассмеяться. Даже дилер заулыбался. «Откуда вы? — спросил он, сдавая карты. — Лос-Анджелес?» Мартинес, стукнув рукой по столу, ответил: «Что меня выдает, а? Прилетел всего час назад. Надо убегать из города по выходным, сами знаете. Мне на неделе хватает всей этой индустрии».
Открылась очередная комбинация карт. Кевин снял девятку и получил прочные девятнадцать очков. Мартинес снял даму и получил сильные двадцать. У дилера оказалась шестерка.
«Вы работаете в Голливуде?» — спросила завороженная женщина-мышка. Мартинес сгреб очередную горсть фишек. «Бени Като, — представился он. — Продюсирую музыкальные клипы. В основном хип-хоп. Знаете, бум-бум-бум, круто и все такое. А ну-ка подними мою ставку, я хочу сплитовать этих девок».
Он выдвинул все свои фишки вперед в игровой круг. Дилер какой-то момент смотрел на него, не говоря ни слова, потом посчитал по фишкам ставку Мартинеса. Он выстроил вторую горку фишек на сумму в тысяча четыреста пятьдесят долларов и сплитовал на двух дамах. Потом он полуобернулся и объявил достаточно громко: «Сплит по десять очков». Седовласый мужчина в отличном темном костюме посмотрел в их сторону с другого конца зала. Он оценил бархатную рубашку Мартинеса и толстую золотую цепь, потом кивнул. Дилер продолжил игру.
Сердце Кевина отчаянно билось, когда он смотрел, как сдаются карты. Сплит по десять очков был неординарным ходом, как правило, исключительно тупым ходом. Если только счет игры не был высоким, а карта у дилера слабая. Тогда это был исключительно
Всего Кевин потерял триста долларов. Мартинес только что сорвал две тысячи девятьсот долларов на одной «руке». Это не было удачей. Это не было игрой. Его шансы на выигрыш были выше, чем пятьдесят на пятьдесят.
Если он и делал что-то, так это
«Видите? — закричал Мартинес. — Я всегда приношу чертовскую удачу!»
Он снова выхватил медальон из-под ворота рубашки и предложил его женщине-мышке из Чикаго, но та отрицательно помотала головой. Он пожал плечами и сам его поцеловал.
На следующий день Кевин проснулся и увидел самого себя. Ему потребовалась целая минута, чтобы понять, что он не сошел с ума. Потолок был зеркальным.
Он лежал в кровати, которая была больше его комнаты в Бостоне. Справа — огромное панорамное окно, которое выходило на Стрип, слева — коридор, отделанный мрамором, который вел в ванную комнату с мраморной джакузи. Прямо впереди двойные двери вели в овальную гостиную с округлыми кожаными диванами, белым роскошным ковром и широкоформатным телевизором на вращающейся стойке.