Подобных «образцов» в Особом отделе ГУГБ было наработано немало. Еще об одном из них поведал полковник в отставке Степанцев, бывший сотрудник этого отдела: «Помню, как-то на одном из оперативных совещаний начальник отдела Николаев-Журид привел в качестве примера итоги ночной работы одного работника, который получил показания на 50 человек центрального военторга, как на участников антисоветской организации и предложил по нему равняться и нам...»27
Из послужного списка З.М. Ушакова усматривается, что он длительное время служил под началом И.М. Леплевского — сначала в Белоруссии, а затем в Москве. А раз так, то вполне можно предположить, что их методы работы с подследственными разнятся не намного. Но, как сказал один мудрец, ученик должен идти дальше учителя, иначе не будет продвижения вперед, а получится лишь одно топтание на месте, а то и вообще откат назад от завоеванных позиций. В нашем случае ученик Ушаков сумел превзойти своего учителя (Леплевского) — уж если Израиль Моисеевич был сущим зверем по отношению к арестованным, то Зиновий Маркович был таковым трижды.
За примерами ходить далеко не надо. 1937 год, в самом разгаре «охота за ведьмами», с подачи Сталина развернутая органами НКВД. Советник при военном-министре Монгольской Народной Республики комкор Л.Я. Вайнер срочно отзывается на родину. С чувством честно выполненного долга, только что награжденный орденом Ленина, тот пересекает границу Советского Союза. Но его восторженное настроение разделяют далеко не все окружающие, в том числе и сотрудники органов госбезопасности. По долгу службы Вайнер, конечно, имел определенное представление о том, что братская Монголия напичкана агентами НКВД на всех уровнях представительств (органы дипломатии и внутренних дел, армия, наука, культура). Однако истинной картины ему знать было не дано...
Комкор Вайнер был арестован 15 августа 1937 года. По словам ответственного сотрудника НКВД А.К. Залпетера, первые показания о принадлежности к военному заговору Леонид Яковлевич дал Ушакову, который по приказанию своего непосредственного начальника Николаева-Журида в течение длительного времени в поезде «обрабатывал» Вайнера в нужном направлении — ему «высочайше» было разрешено применять при этом любые, без ограничения, методы воздействия на арестованного28
.Много командирской и комиссарской кровушки попил этот вампир в облике человеческом. Видимо, чтобы не оставлять свидетелей своих кровавых деяний, Ушаков всех подследственных, за редким исключением, старался подвести к «вышке» — расстрелу. А те проклятия, что срывались в «го адрес с разбитых в кровь губ замордованных им арестантов, так ведь они так и остались навеки в недрах Лубянки и Лефортова, их так никто и не услышал, кроме самих палачей, известно и то, что сотрудники Особого отдела не любили Ушакова и даже больше — они побаивались его.
Помимо З.М. Ушакова, у начальника Особого отдела ГУГБ было еще несколько помощников. А заместителем Леплевского, затем Николаева-Журида являлся майор госбезопасности В.С. Агас-Мойсыф. Так вот этот самый Агас впоследствии, после своего ареста, настойчиво утверждал, что и Леплевский почему-то боялся Зиновия Ушакова. Наверно, это шло от каких-то грехов Леплевского, совершенных им в период работы в Белоруссии. А возможно, что и московский период их совместной службы подбросил опытному провокатору и мастеру грязных фальсификаций Ушакову какие-то серьезные компрометирующие улики на своего шефа. Нередко и другой начальник Особого отдела — Н.Г. Николаев-Журид пасовал перед Ушаковым.
Из архивно-следственного дела по обвинению З.М. Ушакова также усматривается его определенная независимость от начальника отдела — ввиду явной благосклонности к нему самого Ежова. В случае необходимости Ушаков умел настоять на нужном ему варианте, отстоять свое мнение — этого у него не отнять. Об одном из таких случаев Ушаков рассказал сам:
«Гринько (нарком финансов СССР. —
лаговременно сказал мне, что Николай Иванович (Ежов. — Я.