Удар шаровой молнии

- Я до сих пор не понимаю, почему вы угрохали Витьку Дежнева?

- У нас было мало времени. Дарственная на квартиру требовала некоторых бумаг и подключения опекунского совета. Мы решили обойтись завещанием. А завещание, как ты понимаешь, предполагает смерть его составителя. Во всех остальных случаях с квартирами нам больше повезло.

- Да-а, сработали вы на славу. Но я, как видишь, не жадный.

- Просто трясешься за свою шкуру

- Думаешь, в Питере мало покровителей, к которым я мог бы обратиться за помощью?

- Знаю. В свое время ты продал Дежнева с потрохами господину Зубу, потому что тебе льстило его покровительство. А когда Зуба не стало, ты снова принялся выжимать соки из старого должника. Тебе требовался новый покровитель, но ты не торопился. Думал, авось обойдется. Своя рубаха ближе к телу. Дон это тоже рассчитал. И, как видишь, не ошибся. О какой помощи ты говоришь сейчас, когда все знают, что твой бизнес под литовцами. За дуру меня держишь?

- Что тебе от меня надо? - Вах прикладывал носовой платок ко лбу и к шее, громко сопел и топорщил свои рыжие усы.

- Во всяком случае, не секса, - поморщилась она. - Я спасла тебе жизнь, и ты должен за это заплатить в твердой валюте.

- Разве я мало заплатил твоему шефу?

- Это не мои проблемы.

- Но Донатаса сейчас нет в Питере.

-Зато есть я.

- А ты не боишься, девочка, моих ребят? - Ноздри его маленького носа раздувались от негодования.

- Ой, как страшно! - засмеялась она. - Да если хоть один волос упадет с моей головы, белый или черный - без разницы, литовцы сотрут в порошок и тебя, и твоих безмозглых ребят! Дон такие вещи не оставляет безнаказанными.

- Сколько ты хочешь? - покорно спросил Вах.

- Немного. Всего десять тысяч. Согласие, что человеческая жизнь стоит дороже.

- Хорошо. Я подумаю.

- Думай быстрее, и думай наличными. После кризиса я не доверяю банкам. А теперь отвези меня домой. Я живу на Васильевском.

Дурно ему стало в машине. Лицо приобрело зеленоватый оттенок. Потом пропиталась не только рубаха, но и пиджак. Он притормозил возле коней Клодта и прохрипел:

- Я не доеду! Ты меня отравила! Ты меня отравила, как Витьку!

- Не психуй! Просто твой желудок не привык к китайской пище! Я тут ни при чем. Меньше надо жрать, жирная задница! Выйди из машины и сунь два пальца в рот! Вон, кстати, урна! - она указала куда-то в сторону Фонтанки, но Вах только бормотал "умираю" и держался за живот. - Ладно, хрен с тобой! Переползай на заднее сиденье. Я поведу машину. Ты вроде на Литовском живешь?

Она недавно сдала на права, но машину покупать не торопилась. "Какая пошлость ездить по Питеру на машине!" - говорила она в первые дни своего пребывания в городе, несмотря на то, что стерла ноги до кровавых мозолей.

- Инга, зачем ты это сделала? - причитал Вax. - Я - не жадный. Я дам тебе эти проклятые десять тысяч, только не надо, как с Витькой! Я не хочу!..

- Успокойся, пожалуйста! Это обычное пищевое отравление. Ну-ка, вспомни, мы пили с тобой только зеленый чай. Наливали из одного чайника. Ты свою чашку вообще не выпускал из рук. Ведь ты предельно осторожен, когда обедаешь со мной. Ну, вспомнил? Вот и прекрасно! Твой дом в какой стороне?

В лифте его вырвало.

- Мать твою! Ты испортил мне туфли! - закричала она. - Чем тебе урна была нехороша? Жирная свинья! Я что, к тебе в сиделки нанялась?

Он бормотал извинения, хотя по-прежнему считал, что именно она повинна в его муках.

В его огромной квартире царил беспорядок и чувствовался затхлый душок холостяцкого дискомфорта.

- На хрена тебе одному столько комнат? Впрочем, каждый по-своему сходит с ума.

Вах, не говоря ни слова, как был в ботинках и костюме, бросился на незаправленную постель.

- Эй, а помыться ты не хочешь? Свинья!

Хозяин квартиры безмолвствовал.

- Тебе все еще плохо?

Он лежал с закрытыми глазами, и его рыхлая кожа уже приняла угрожающе зеленый оттенок.

Она кинулась на кухню, схватила первый попавшийся стакан и наполнила его ледяной водой из-под крана.

От холодного душа Вах немного пришел в себя. Она нашла в ванной таз, налила в него воды и бросила в воду полотенце.

Первый же компресс, положенный на лоб, вызвал странную реакцию. Вах заговорил. Не заговорил, а затараторил, не делая пауз, что было ему не свойственно, будто хотел донести до человечества какую-то важную новость: