Удар шаровой молнии

- А зачем, по-вашему, меня занесло в казахстанскую глушь? - Тонкие, аристократические руки жестикулировали с новой страстью. - Еще в Питере мне удалось раздобыть адрес ее отца. К нему-то я и поехал в гости. Он оказался моим коллегой, редактором местной русскоязычной газетенки, переживающей не лучшие времена. Про ее делишки он ни черта не знает. Я представился другом Шаровой молнии. Наврал, что готовлю материал о русских в бывших республиках Советского Союза. Как живется им в условиях национального гнета. Этого оказалось достаточно, чтобы взять папашу с потрохами. Вечером за рюмкой водки он выложил все, что знал о своей дочери. Надо сказать, что знал он совсем немного, и я уже было пожалел, что проделал такой длинный путь ради пустого трепа, как вдруг он вспомнил, что месяц назад получил от дочери письмо, в котором она умоляла его приехать в Подмосковье и забрать Дуняшу (это его младшая дочь от последнего, распавшегося брака). Я попросил показать письмо. Так я узнал нынешний адрес Шаровой молнии. И я буду не я, если сегодня же не встречусь с ней с глазу на глаз.

- А не боитесь?

- И не в таких переделках бывал. И потом...

- ... справедливость должна восторжествовать? - без тени улыбки на лице договорил за него гражданин в домашних тапочках. - Только что вы намерены делать дальше со своей справедливостью?

- Почему с моей? - возмутился журналист.

- Слово-то уж больно скользкое, молодой человек. - Гражданин в пижаме был старше своего собеседника лет на десять и впервые употребил молодого человека, как показалось журналисту, в несколько презрительном тоне. Впрочем, сорокалетний журналист выглядел еще довольно молодым человеком. - До того скользкое, что всякий манипулирует им по своему разумению.

- Ну, вы даете! По вашему, если убийца понесет наказание за свое преступление...

Человек в толстых очках не дал ему договорить. Он воздел палец к небу и произнес следующее:

- Никому не дано право судить, справедлив этот поступок или нет, ибо человек соткан из противоречий. Сегодня он совершает добро, а завтра делает зло. И кто может все это измерить? Кто может зачесть ему одно и другое? Уж не вы ли, согрешивший с блудницей, добывший путем обмана необходимый вам материал? А кто будет судить вас, милейший? Ведь кто-нибудь когда-нибудь обязательно захочет, чтобы справедливость восторжествовала и в отношении вас!

Глаза попутчика теперь горели черным огнем, до того расширились за толстыми линзами зрачки. Кто бы мог подумать, что он окажется фанатиком и, скорее всего, сектантом? Ведь телевизора не смотрит, газет не читает! Сектант! Конечно, сектант! Как он сразу его не раскусил? А еще любит выставить себя психологом, тертым калачом с наметанным взглядом! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Лицо сектанта искажено праведным гневом. Оно все ближе и ближе. Рука сектанта тянется за раскладным ножом. Совсем недавно он резал им колбасу, тонко-тонко, так что залюбуешься!

- Вы - сумасшедший! - Красивый голос журналиста переходит на шепот, а потом на крик: - Сумасшедший! Вам надо вызвать дурку! В дурку - вас! В дурку!..

Дмитрий Верещагин очнулся в холодном поту и подумал, как громко бьется сердце. Но это стучали колеса поезда. Над ним склонилось испуганное лицо попутчика в очках с толстыми линзами.

- Вы так кричали... - произнес он в замешательстве, но тут же взял себя в руки и сказал более уверенным тоном: - Скоро Москва. К нам уже стучались. А это значит, что туалеты вот-вот закроют...

Смочив лицо ледяной водой из-под крана, Дмитрий уже не в первый раз отметил странную особенность своих снов. Во сне он всегда выглядит хуже, чем есть на самом деле. Ему присущи качества, которые он презирает в людях. Он совершает необдуманные, глупые поступки, на которые никогда бы в жизни не сповадился. И его жене, когда у него еще была жена, он всегда являлся во сне в неприглядном виде. Изменял с другими женщинами, избивал до полусмерти, учил маленькую дочку матерным словам. Жена даже на утро закатывала сцены и потом целый день не разговаривала с ним. Да, и бог с ней, с бывшей женой! У нее свои комплексы! Как говорится, каждый по-своему сходит с ума. А вот у него, у преуспевающего, в общем-то, человека, вполне довольного жизнью, откуда такие сны?