Удар током

На улице, Соболев накинулся на приятеля:

— Ты, что охренел, Дима? Мать преподаёт историю и политэкономию в Таврическом, ну ты слышал, в Высшей Партийной школе, а до этого работала в секретариате Смольного. Она коммунист, член комитета партийного контроля вуза. А ты ей такое вывалил.

— Каюсь, Витя, прости дурака. Не даёт покоя будущее, ты просто сам не знаешь, какие катаклизмы испытает страна. Я многое изложил в Москве, очень надеюсь, что вся моя информация уйдёт наверх в ЦК и там примут меры. Но хочется чем-то помочь и увидеть реальные результаты.

— А как ты себе это представляешь, Дим? Как по твоему в Политбюро должны реагировать? Организовать партийные чистки, сажать пачками взяточников и вредителей, издавать революционные указы, менять Конституцию СССР и с разбегу установить демократический режим? Сам понимаешь, что это бред. Если что-то и происходит, мы об этом никогда не узнаем. Там не дураки сидят, разберутся. Подразделение лишь сигнализирует и занимается прямыми обязанностями, а политика не наша епархия. Ты оказываешь неоценимую помощь, за что огромное спасибо, но не надо трепать языком где попало, ведь это часть нашего договора.

Петрушевский шагал понурившийся, прикрываясь воротником от хлопьев снега летящих в лицо. Было заметно, как не по душе ему подобные нравоучительные беседы. Но, несмотря на алкогольную эйфорию, пререкаться не стал, лишь угрюмо заметил:

— Я трепался не где попало, а в гостях у своего друга и его мамы.

9. Стоять, милиция!

Погода во второй половине апреля выдалась тёплой и пригожей, словно конец мая и на пороге лето. Но радостного настроения в ОЛИБе не ощущалось. Сотрудники прислушивались к громким голосам из кабинета заведующего лаборатории. Соболев яростно объяснял Доосу:

— Генрих Иванович, нам нужна капсула, а не предметный столик из детской лаборатории. Параметры отстроены, но даже мышь не можем запустить из-за отсутствия хотя камеры большего размера. А заявку на дополнительные мощности энергетикам подавал до нового года.

— Виктор Сергеевич, ну чего ты расшумелся. Я что, не понимаю. Ты бы знал какая тут чехарда с этими документами, я директору несу план работы, заявки, он согласовывает с десятками инстанций, потом письма в Москву, министерства выставляют свои резоны, мол закрытые расходы, пусть Академия наук решает, но согласовав с Лубянской площадью и так далее.

— Ай, каждый раз одно и тоже. Скорей бы реконструкция.

Раздосадованный, учёный полез в карман за сигаретами. Тут заглянула секретарша.

— Виктора Сергеевича по городскому.

Соболев вопросительно посмотрел на заведующего потом на телефон:

— Сюда можно?

Доос кивнул.

— Мариночка, переведите звонок.

Соболев снял трубку, выражение лица, до того бывшее раздражённым, окончательно сменилось на гневную маску, он возмущённо воскликнул:

— Так, да подтверждаю. Когда это произошло? Адрес дежурки назовите, я приеду минут через сорок. — положил трубку и после небольшой паузы бросил Доосу, — Надо отъехать. Я всё сказал, Генрих Иванович, вам решать.

В трамвае ехал хмурый, обдумывая слова дежурного 20-го отделения милиции о задержании Петрушевского Дмитрия Сергеевича за драку и оскорбление дружинника. А произошло вот что. Дима сегодня сдал зачёты. Уже из дома, просьбе бабушки, двинулся в магазин за хлебом. Он ходил в булочную на Лесном проспекте специально, поскольку только там выпекали прекрасные питерские пышки за пять копеек, к которым, по устоявшейся традиции, всегда прикупал стакан кофе с молоком.

Путь лежал через садик имени Карла Маркса, хорошим шагом около десяти минут. Тут, как назло, припёрло по малой нужде. Петрушевский заскочил за летнюю эстраду, где несознательные жители, особенно под бутылочку портвейна отправляли естественные надобности. После процедуры, развернулся идти по маршруту и наткнулся на трёх неприятных гопницкой закваски мужчин лет тридцати. Выступил с фиксами и небритой щетиной.

— Здорово, пацанчик! За поссать шраф — трёшечка, нас трое, округляем и выходит чирик с тебя фраерок. Подь сюды, мы ребята мирные.

Дмитрий напрягся, чем это кончится он уже представлял. Гопота его просто так не отпустит, а уединённое место располагало к решению финансовых проблем, методом гоп-стопа, без свидетелей.

— У меня другое предложение, братки лихие, разворачиваетесь и уходите, а чирик Бог подаст.