Удар змеи

— Вот проклятье, — успел выдохнуть он, чиркнув боком о выпирающие камни, и тут его со страшной силой, едва не выдергивая руки из плеч, рвануло вверх, качнуло, с размаху шмякнуло о стену, откинуло.

Он заметил, что край купола зацепился о камни, решил попытаться при следующем ударе ухватиться хоть за что-нибудь — но парашют словно подслушал, и полотно с громким треском расползлось вдоль. Андрей спорхнул вниз еще на десяток саженей, его опять дернуло и швырнуло к склону: на этот раз купол, ширкнув по горе, собрал изрядную кучу камней, сыгравших роль тормоза. Князь своего шанса не упустил, вцепился пальцами в мелькнувшую перед глазами щель, остановив падение, облегченно перевел дух, и его тут же накрыло пыльным каменным потоком, собранным парашютом. Ногти, судя по резкой боли, так и остались в трещине, а сам Зверев ухнулся вниз с очередного выступа, немного пролетел, его обо что-то побило, опять поддернуло. За что зацепилось спасательное средство на этот раз, он не увидел. Услышал только треск рвущейся ткани, снова покатился вниз, еще секунду парил в воздухе, ударился, сполз, по голове и телу застучали камни. Он опять покатился, заматываясь в стропы и тряпки, превращаясь в большой матерчатый куль, потом запрыгал мячиком, надолго вспорхнул в невесомость… И ударился снова, на этот раз с плеском. Ткань и веревки плотно прилипли к коже и стали стремительно темнеть. Понимая, что вода сейчас приникнет к телу, Андрей торопливо сделал два глубоких вдоха и выдоха, попытался выбраться — но веревок и тряпок оказалось так много, а намотались они столь плотно, что князь не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, и только голова слегка качалась вперед и назад.

Черное море проникло в кокон снизу, холодком скользнуло по ногам, обняло бедра, живот, проползло по груди и радостно хлынуло в рот и нос. На несколько секунд оно милостиво пощадило глаза, а потом залило и их. У князя от нехватки воздуха закружилась голова, его качнуло из стороны в сторону, перевернуло через голову, снова закачало. От удушья стало пучить глаза… Андрей Зверев понял, что его приключения закончились, и сделал свой последний в этой жизни вдох…

Потом еще один, удивляясь своим странным ощущениям…

Он находился на дне, плотно связанный, в мокром тряпье — и не умирал!

Однако прежде, чем его мозг смог найти этому внятное объяснение, его снова закачало, мокрая холстина с лица исчезла, и Пахом, мерно работая ножом, продолжил срезать с Андрея веревки и ткань.

— Однако же храбр ты, Андрей Васильевич, зело храбр, — работая, приговаривал он. — Я бы таким макаром ни за что спускаться бы не рискнул. Это же надо так придумать: со скалы прыгнуть — да уцелеть! Хитер ты, княже, хитер. И храбр безмерно. Лежи, не шевелись! Здесь разодрано, здесь кровь, здесь тоже раны. Ферязь вся в клочья. И тут, и тут. Без переломов сие не обошлось. Не одну косточку сращивать придется. Кровищи-то, кровищи. На тебе, княже, места живого нет! А ведь как болит, поди… Все тело, верно, болью исходит?

Князь Сакульский же молчал и счастливо улыбался. Что тело? Тело живо, а мясо нарастет. Но сейчас у него впервые за последний год совершенно, ни капли, ни на гран, ни на йоту и ни на секунду не болела голова!