Удар змеи

Но на третий день, прикоснувшись к разуму османского наместника, Андрей вдруг почувствовал во рту слабый горьковатый привкус, а перед его внутренним взором открылся светлый простор. Это могло означать только одно: Барас-Ахмет-паша сидит на подушках у низкого столика на краю южной стены крепости и неторопливо попивает кофе, любуясь морем и наслаждаясь свежим воздухом.

— Правь ближе к берегу и торопись, — скомандовал Риусу князь. — Нам пора действовать.

Он вернулся в каюту, достал из сундука свой новенький, с иголочки, парашют, открыл, сунул руку между складками холста. Больше всего он боялся, что ткань отсыреет, закиснет, начнет плесневеть. Доверять жизнь расползающейся от плесени тряпке… Но нет, внутри было сухо и даже тепло. Концы строп надежно крепились на лямках, вытяжной купол находился сверху и был снабжен шнурком с небольшим оловянным колечком.

— Надеюсь, ты меня не подведешь. Я ведь тебя сделал со всей точностью… как по телевизору.

Андрей застегнул сумку на крючки, скинул поддоспешник, оставшись в одной рубашке, выпущенной поверх шаровар, опоясался веревочкой, достал кистень, продел руку в петлю, опустил грузик в рукав, вернулся на палубу.

— Пахом, ты где?!

— Здесь я, здесь, — отозвался с носа корабля холоп. — Чего кричишь, княже?

— Потерял тебя, вот и кричу, — усмехнулся в ответ Андрей. — Всю жизнь с самого детства рядом тебя вижу, привык. А тут вдруг один.

Он остановился рядом с холопом, оперся локтями на борт.

— Поручение у меня есть такое, что никому, кроме тебя, доверить не рискну. Жизнь моя от этого зависеть будет. А помощник нервы должен иметь крепкие. Как у тебя. Уж ты за свою жизнь всякого насмотрелся.

— Опять чародействовать задумал, Андрей Васильевич? — укоризненно покачал головой Пахом. — Нехорошо это. На Страшном суде ведь за каждый грех отвечать придется.

— Ты не поверишь, дядька, но на этот раз никакой магии. Все произойдет сугубо просто и приземленно. Вот только выглядеть будет… непривычно. Неожиданно.

— Не понимаю я тебя, княже. Сказывай проще, что задумал?

— Когда мы причалим, я пойду наверх. Спустя некоторое время тот купол из полотна, который мы сшили в Кореле, полетит вниз. А под ним на веревочках буду висеть я. И упаду, естественно, в воду. Так вот, как увидишь белый опускающийся… — ну, тряпку эту, — так сразу плывите к ней и поднимайте меня из воды. Не знаю, в каком буду состоянии, а тонуть неохота. Мало ли чего. Понял? Выпустите меня, отплывете от берега, а как я прыгну вниз — сразу подбирайте и уходите на полной скорости под всеми парусами. Риуса я тоже предупрежу, но и ты следи, дабы он не растерялся.

— Как скажешь, княже… Но, верно, спокойнее будет, коли я с тобою пойду.

— Наверху мне ничего не грозит, Пахом, — как можно убедительнее произнес Андрей. — Внизу же от поспешности вашей моя жизнь зависеть будет.

На этот раз Звереву удалось холопа убедить — рваться наверх Пахом не стал.

— Хорошо, княже, посторожу здесь. Токмо ты там аккуратнее старайся.

Или дядька просто начал стареть?

— Надеюсь на тебя, Пахом, — похлопал его по спине Зверев и повернулся к штурвалу: — Эй, Риус, быстрее можешь?

— От берега иду, княже. В море ветер свежее, помчимся ходче.

— Давай, давай! А то как бы господин наместник по делам не отчалил.

«Отчалил» было произнесено в самом прямом смысле этого слова. Когда Андрей издалека различил внизу под серыми башнями с красным знаменем коричневую фелуку, на душе у него стало куда спокойнее. Разумеется, паша мог умчаться из крепости и верхом. Но верхом он бы поехал недалеко — можно бросить якорь и подождать. А вот за море — в Стамбул, в другой город побережья — без фелуки уже не обойтись. К тому же князь ощущал в глазах паши свет, в мыслях — покой. Такое состояние возможно лишь в доме… Или на идущем при хорошей погоде корабле.

— К ней правь, туда! — указал Зверев, сбегал в каюту, вернулся с парашютом и ферязью, но пока положил их у борта. — Оружие у кого есть — все спрячьте. Ведите себя тихо и чуть испуганно.

Как и в прошлый раз, причал сторожил одинокий янычар. Как и прежде, увидев ушкуй, он забеспокоился, стал командовать сперва на своем языке, потом перешел на русский:

— Куда лезешь?! Уходи немедля! Заказано сюда вставать!

— Царский посол к досточтимому Барас-Ахмет-паше! — как и в прежние визиты, громко сообщил Зверев. — Наместник великого и всемудрого султана Сулеймана Великолепного ожидает моего визита!

Он поднял над головой все ту же царскую подорожную, перепрыгнул в фелуку, чуть задержался, демонстрируя свой безопасный облик: рубаха на голое тело, веревочка вместо пояса, поднятые руки:

— Вот, посмотри свиток. Ты грамотный, нет? Читай! Слушай, ты меня что, не узнаешь?! Я уже седьмой раз приплываю!

— Назад! Здесь причаливать запрещено! — Пика с граненым бронебойным наконечником уперлась ему в грудь.

— Да вот же грамота! — развернул подорожную во всю длину Андрей и показал охраннику.

Но тот твердил свое:

— Уплывайте!

— Значит, неграмотный, — понял князь, скрутил свиток, сунул его за пазуху.