— Служим, товарищ маршал! Нормально...
— Что ж, оба техники? Оба на «пасеке»?
— Никак нет, товарищ маршал, лейтенант Бойков с «луга», хотя училище одно кончали.
— Давно в части?
— Скоро год.
— Как встретили?
— Встретили? — Гладышев будто внезапно вспомнил что-то смешное, ухмыльнулся откровенно и совсем по-ребячески мотнул головой, даже у Янова весело, искристо залучились глаза.
Василин колыхнулся на диване, прорвался короткий смешок:
— Тут, товарищ маршал, все, наверное, получилось так, как вот журналисты предсказывают. — Он кивнул на Коськина-Рюмина. — Лейтенант, мол, едет в часть, сходит на маленькой станции с поезда — пусто, никого нет. Одна полудохлая, полуощипанная курица на перроне... Циркачи! Придумают же! Ну, пятнадцать километров по лесу до части топает лейтенант, а там начальник штаба направляет в деревню: иди, ищи, мол, частную квартиру. Находит лейтенант квартиру с молодайкой, а через год — офицерский суд чести...
Василин опять колыхнулся — он был доволен собой.
Коськин-Рюмин отметил: лейтенанты мгновенно переглянулись и, опустив головы, прятали ухмылки, но безуспешно: губы у обоих растягивались. И только подполковник, сидевший посередке, опытный, понимавший: когда начальство говорит, лучше не ввязываться — сохранял неуязвимую строгость — полное лицо спокойно, веки прикрыли глаза.
— А что? Точно, товарищ генерал, было дело! — со смешком проговорил Гладышев.
— Какое дело? — Василин притушил улыбку.
— А как вот журналист говорит. — Гладышев неуверенно покосился на Коськина-Рюмина. — С курицей — точно!
— Да? Точно? — Янов рассмеялся, привычно потирая скобочку волос. — Журналисты, они народ наблюдательный, острый — им не откажешь в этом!
— И пятнадцать километров до расположения по лесу — тоже верно!
Подполковник Савинов теперь ворочался в кресле, полное лицо — в напряженном беспокойстве, светлые брови изломились уголками. «Ну, этот Гладышев! Перед маршалом... язык распускает. Эх, офицеры пошли! Говорил же командиру — не посылать, чего он в нем находит? Вот, пожалуйста...» Обычно добрые глаза начштаба не раз уже сверлили лейтенанта, авось, поймет, но тот, кажется, совсем освоился, не вертел в смущении головой, живо что-то отвечал Янову, и захолодевший в ожидании ЧП Савинов даже не воспринимал теперь смысла их разговора, хотя от Гладышева его отделяло всего одно кресло, а гул двигателей за бортом стал, кажется, ровнее, покойнее...
— Знаем, знаем этот народ. — В голосе Василина прозвучал скрытый намек: всяких видели! — Один такой на фронт приезжал... Было! Сейчас встретимся — как черт от ладана прячется! — Василин хохотнул, будто горох просыпал. — Циркач! Нализался, на бруствер выскочил: мол, обабились тут, в обороне, немца, мол, давно перед вами нет. Дурака спасать бросились, а в это время «иван», шестиствольный миномет... Капитан Кандурин, комбат сибирячков, да солдат поплатились.
— Это кто же такой, если не секрет? — Янов настороженно посуровел.
— Есть такой... Даром ему тоже тогда не прошло, да и потом высоко не поднялся, хоть и фамилия что надо — Князев. — Василин брезгливо оттопырил нижнюю губу. — И сейчас напишут иной раз, хоть стой, хоть падай: читаешь — и диву даешься! Новшества им все подавай... То командиров в капусту секут, то о революции кричат — дым до небес! Но не зря говорят: новое-то — чаще хорошо забытое старое.
— Не совсем, не совсем так... — Янов в задумчивости потирал скобку волос у затылка. — Вы тоже утрируете. И что новое — это хорошо забытое старое, тут тоже надо разобраться: что,оно такое новое и что такое старое.
— Что «не совсем», товарищ маршал? Слюни распускаем, а надо дело делать! Мы привыкли не словами, а делами говорить. Война научила. А этих выскочек, скороспелок что научит?..
— А вы пояснее, Михаил Антонович! Все мы тут люди свои. «Катунь» доказала...
— Цыплят по осени считают! Тогда и становится ясно, чем их кормили — зерном или половой.
— Знаем, знаем! Вы против «Катуни». Вы в нее не верите. А время покажет... Да, покажет! Оно будет не на вашей стороне. — Янов вдруг оживленно повернулся в кресле, лицо стало мягче, приветливей. — Вот давайте спросим у молодых, их отношение к «Катуни».
— Чего тут, товарищ маршал? «Катунь» — это грандиозно, это будущее! — выпалил Гладышев.
— А вы как считаете? — Янов обратился к лейтенанту Бойкову.
— Система железна, как у нас говорят, товарищ маршал.
Василин налился бурачной краснотой, казалось, от лица его сейчас исходил жар, как от раскаленной жестяной печки.
— Железна! Будущее!.. Не рано одних беленьких цыплят считать? А черненькие? Серенькие?..
— Отмахиваться, Михаил Антонович, от прогресса, знаете ли, это не дело, — сказал Янов. — Прогресс есть прогресс, он ставит новые задачи перед нами, военными. Это, конечно, не значит, что надо отмахиваться от всего старого, не видеть преемственности.
Голос Василина прозвучал металлически:
— Я за сочетание пушек и ракет.
Открылась дверца в пилотскую кабину, капитан, выглянув, сказал:
— Идем на посадку, товарищ маршал. Внизу Егоровск.