Удав, или Мальчики кровавые в глазах

Дядю Сережу Головкина знали все, и он знал всех. В отношениях со взрослыми он чаще всего держался отчужденно, ограничиваясь общением только по работе. Для сердобольных женщин вечно немытый, кое-как одетый Головкин выглядел иногда «несчастненьким и голодненьким». Его старались накормить. Но в общении с мальчишками он преображался. Мог часами рассказывать им о лошадях, о конном спорте. Давал покататься, учил премудростям верховой езды. Женщины спокойно доверяли ему присмотреть за своими детьми.

Но не только лошади. Этот взрослый привлекал к себе малолетних запретными плодами. У него в комнате всегда можно было покурить. А тем, кто постарше, — и выпить спиртику. Никто из зоотехников не пускал детей наблюдать за случками лошадей или их искусственным осеменением, а Головкин пускал. Причем все эти недозволенные удовольствия дядя Сережа пытался окружить обстановкой секретности. Требовал от детей никому ни о чем не рассказывать, приходить к нему какими-нибудь окольными путями, следить, нет ли «хвостов». Тайна — это тоже привлекательно.

Но, окружая себя детьми, Головкин не делал попыток удовлетворить с ними свои сексуальные потребности. Он был слишком умен и осторожен, этот скромный зоотехник, чтобы так рисковать. Только однажды по инерции после первого убийства попробовал.

Миша П. был одним из завсегдатаев у Головкина дома и на конном заводе. Иногда он замечал, особенно когда старший товарищ выпьет, как у того соловеет взгляд. Но не от спирта, а от вида его маленьких друзей. Мальчик еще не знал, что такой взгляд называется раздевающим, а в случае с Головкиным даже каким-то разделывающим.

Как-то в начале мая, накануне выходного дня, выбрав минуту, когда они остались с Мишей на конюшне вдвоем, Головкин попросил мальчика отойти с ним в сторонку, в самый темный угол. Там он присел на корточки, взял Мишу за руки и, глядя снизу вверх тому в лицо, просто поедая глазами, тихо сказал:

— Мишук, могу я с тобой договориться об одном деле? Дело очень серьезное. И никому ни слова.

Последнюю фразу Головкин произнес чуть ли не по слогам.

— Конечно, — так же тихо ответил Миша.

Заговор есть заговор. Серьезнее быть не может.

— А что за дело? — спросил мальчик.

— Тс-с-с. — Приложив грязный палец к губам, Головкин огляделся. Никого. — Под Кубинкой одна бабушка живет. Надо ей картошку посадить. Заработаешь десять рублей.

— Картошку?

— Картошку, — кивнул Головкин и подмигнул.

Мальчик не понял. Если речь идет действительно о картошке, то к чему такая секретность? Но если под «картошкой» имеется в виду... Бог его знает, что может иметься в виду, но все равно — раз секретно, значит, интересно.

— Да зачем мне деньги? Я и так могу. — Миша пожал плечами. — Раз меня друг просит...

— Дома придумай что-нибудь. Что завтра тебе там... В общем, придумаешь...

Мальчик кивнул.

— Тогда так. Добираемся до Жаворонков по одному. В одиннадцать часов шесть минут оттуда идет электричка на Можайск. Билеты не бери, я возьму. Садись во второй вагон от хвоста. Все понял?

-Да.

— Повтори.

— Электричка на Можайск. В одиннадцать часов шесть минут. Второй вагон от хвоста.

— Правильно. И никому ни слова. Ни одной живой душе.

— Ага.

— Поклянись.

— Клянусь.

На станции Портновская они сошли. По узкоколейке углубились в лес. И здесь Головкин открыл Мише страшную тайну. Оказывается, никакой бабушке никакую картошку сажать не нужно. Все гораздо интереснее. Оказывается, дядя Сережа нашел в здешнем лесу заброшенную землянку, а в ней — старинное оружие, уздечки и седла. Все — времен войны 1812 года. Он хотел организовать на конном заводе музей и Мишу позвал как лучшего друга, чтобы тот помог перетащить добро. Кое-что можно будет взять себе.

О чем еще мечтать мальчишке! При этом Миша как-то не задумался, отчего для перетаскивания седел и оружия у дяди Сережи только небольшая капроновая сумка через плечо. Знал бы он, что там лежит на самом деле...

Когда они углубились достаточно, Головкин огляделся — никого больше видно не было. Он попросил у лучшего друга прощения и сказал, что местоположение таинственной землянки не может показать даже ему, и поэтому требуется, по всем правилам тайных явок, завязать глаза. Мальчик пожал плечами: что ж, тайна есть тайна. Головкин достал из сумки черный платок и завязал Мише глаза. Потом секретность потребовала, чтобы руки были связаны за спиной. Это было уже очень подозрительно, но мальчик согласился.

Головкин повел его в чащу, несколько раз резко меняя направление движения. Заставлял перелезать через поваленные деревья, продираться через колючий ельник. Власть над ребенком доставляла ему удовольствие. Позже ему еще больше власти станет нравиться, когда дети испытывают перед ним страх. Эротическое наслаждение от этого для мерзавца будет уступать только эротическому наслаждению от расчленения.