Слух о том, что знаменитый Фишер переводится в бутырскую общую камеру, разумеется, мгновенно разлетелся по тюремному «телеграфу». Может быть, Головкину попались тихие и мирные соседи. Но скорее всего, помогла недобрая слава. Легендарный Фишер шесть лет держал в страхе Москву и Подмосковье. Реальный Головкин, садист и людоед, продолжал внушать ужас даже закоренелым уголовникам. Ничего с ним в тюрьме не случилось.
...Суд состоялся только в октябре 1994 года.
У М. А. Пашкова, назначенного Головкину адвоката, была сложная задача. Его профессиональным долгом было защищать преступника и, несмотря на очевидность вины последнего, все-таки постараться облегчить его участь. Впору было вспомнить о знаменитых показательных политических процессах тридцатых годов, когда официальные защитники старались перекричать государственных обвинителей в требовании лютой смерти преступникам, да и сами преступники не отставали — «казните меня, врага народа!».
Судебный процесс был закрытым, подсудимый Головкин сидел в клетке, его охраняли стражники, но народная ненависть к детоубийце, детомучите-лю явно ощущалась. Несколько раз за время заседаний матери и отцы погибших мальчиков, даже свидетели по делу пытались достать Головкина через стальные прутья, чтобы задушить голыми руками.
Чрезмерные эмоции невольно попадали и в адвоката — как он осмеливается защищать такую мразь, требовать для него снисхождения?! Поскольку вменяемость Головкина была доказана, то единственной возможной тактикой защиты было убедить суд заменить исключительную меру наказания пожизненным заключением. «Оставьте ему годы для молитвы», — попросил однажды Пашков.
Но он сам, очевидно, понимал бесплодность таких попыток. Оставь суд ему жизнь — родители, родственники погибших, все жители Одинцовского и прочих районов, наверное бы, разнесли здание суда по кирпичу. Милосердие — великое понятие, но к тому, что творил Головкин, оно неприменимо. Даже гуманисты Андрей Сахаров и Сергей Ковалев в деле этого маньяка, возможно, заколебались бы в своей принципиальной позиции за отмену смертной казни. «Мне отмщение и аз воздам».
То, что людям не дали линчевать Головкина самого, нашло замещение в линчевании его имущества. После тщательного исследования и обнаружения в багажнике пятен крови автомобиль Головкина был перевезен в Горки-10. Гараж Головкина, его подвал стали местом самого пристального осмотра. Оттуда было вывезено несколько десятков предметов — вещественных доказательств. Веревки, ножи, паяльные лампы, обрезки проволоки, оцинкованная ванна, бурая от детской крови...
Как только следствие закончилось и с гаража была снята охрана и печать УВД, местные мужики выкатили из гаража головкинскую машину, облили бензином и сожгли, гараж разрушили до основания. Никто не взял себе ни листика железа — поганое. Место, на котором стоял гараж, было проклято — никому не было позволено тут строиться. Дыру в жуткий пьггочный подвал оставили открытой и туда стали высыпать мусор.
Это не средневековая война с колдуном, это было в 1993 году вблизи Москвы. Люди хотели вьггравить саму память о злодее, вытравить свой собственный стыд от того, что прожили, проработали с Головкиным в Горках десять лет и не раскусили его. Ареста и суда казалось недостаточно, чтобы застраховать себя на будущее от подобной напасти. Нужна была и магия.
Не очень помогло. Схваченный намного позже Головкина маньяк Сергей Ряховский, хоть и был жителем Балашихи, любил орудовать в несчастном Одинцовском районе Московской области.
19 октября оказалось очень значимой датой в жизни С. А. Головкина. В этот день в 1982 году он начал работать на Московском конном заводе № 1. В этот день в 1992 году он был задержан на железнодорожном переезде и распростился со свободой. Она была ему дана, только чтобы осеменять лошадей и убивать детей. 19 октября 1994 года прозвучал приговор суда.
По совокупности всех вмененных ему статей, по которым была доказана виновность, Головкин получил 28 лет лишения свободы. А по 102-й — смертную казнь. Более строгое наказание поглотило менее строгие.
Никакие апелляции не помогли. Приговор остался в силе.
Казнь заканчивается одной-единственной пулей в затылок, которой предшествует иногда очень долгое ожидание. Головкин встретил уже третий Новый год в тюрьме — 1995-й. Ранним мартовским утром его разбудил конвойный и повел на медицинский осмотр. Врач велел ему раздеться по пояс, измерил температуру, давление, пульс, прослушал сердце и легкие.
— Осужденный Головкин здоров.
А дальше его повели не вверх в камеру, а куда-то вниз. Он догадался.
Серый бетонный пол был покрыт мелкими трещинками времени. В одном углу имелось квадратное отверстие с деревянной крышкой. Крышку подняли. Спускаться в ярко освещенный бетонный подвал надо было по железной лесенке.