Удержать любой ценой

— Ты разочаровываешь меня, Валентина. Мне не нравится чувствовать разочарование. Ты принадлежишь мне, и я собираюсь удостовериться, что весь мир будет знать об этом. В этом случае, — я опускаюсь возле её кресла, поднимая осколок разбитого стекла, что упал подле её ног, — если ты решишь уйти от меня вновь, не останется ни единой души, которая не подкинет тебя на мой порог в тот же миг.

Вэл вновь дрожит, но в этот раз это не только её руки, а все тело.

Я падаю на колени и разворачиваю её кресло лицом к себе, пока стекло врезается в ладонь. Красные капли окропляют пол, и Вэл фокусируется на них широко раскрытыми глазами, пока приоткрывает рот. На мгновение она исчезает, и я знаю... Боже, я знаю... она вновь видит смерть отца. Вновь и вновь в её сознании. Временами я всё ещё вижу кошмары о смерти отца. Но это не остановит меня, и я встряхиваю её, чтобы вернуть Вэл в сознание, требуя подчинения, которое она уже должна была мне выказать.

— Валентина, — рявкаю я. — Сосредоточься, ангел.

Я поднимаю стекло, блестящий красный край заострён и уже запятнан. Она переводит внимание на стекло и возвращает обратно ко мне. Знаю, что Вэл ещё этого не видит, поскольку даже я не вижу этого. Нет. Тело словно овладело мной, основные инстинкты взяли верх, особенно когда у Валентины нет достаточно веской причины, чтобы объяснить уход. Не то чтобы мне удавалось придумать вескую причину для этого.

Прижимаю острие осколка к её оголённому предплечью, и она застывает, издав возглас. Когда Вэл начинает отстраняться от меня, я хватаю её запястье и прижимаю его к её бедру.

— Нет, ангел. Я дал тебе шанс поговорить со мной. Дать мне увидеть причину. Теперь другие потребности взяли верх, и я хочу лишь одного – пометить тебя, взять, овладеть, как я того заслуживаю.

Вэл скулит, и я ненавижу звук, что срывается с её губ. Даже в тот день, когда я вынудил её раздеться догола перед собой, она не издавала таких жалобных звуков.

— Почему ты делаешь это?

Провожу острием стекла по её коже в длину не более чем на несколько миллиметров. Крошечная капля крови попадает на грань, смешиваясь с моей собственной.

— Я хочу высечь своё имя на каждом сантиметре твоего тела, чтобы никто, ты в особенности, никогда не забыл, кому принадлежишь.

Я смотрю на эту каплю крови, восхищённый идеей своего имени в этом месте... каждой буквы в качестве белых шрамов на её персиковой коже. Но я не двигаю рукой. Даже когда мной движут основные инстинкты, я не могу навредить Валентине так, как это делали отец и жених.

Я почти готов выкинуть стекло, убрать его с глаз, чтобы я не закончил то, что начал, когда Вэл кладёт руку поверх моей.

Я смотрю в её покрасневшие глаза, и из меня вырывается вздох. В её взгляде нет страха... в нём что-то более мягкое, нежное... это крошечный проблеск женщины, что я люблю.

— Если это то, что тебе требуется, чтобы простить меня, тогда сделай это. Я выдержу это. Выдержу ради тебя.

9

ВАЛЕНТИНА

— Я сделаю всё что угодно ради тебя, — шепчу я. — Что бы тебе ни понадобилось.

Адриан подносит осколок стекла к моему лицу, пока я всё ещё цепляюсь за его руку.

— Только вот не останешься. Ты сделаешь что угодно ради меня, только не останешься.

В его голосе пучина боли. Тень предательств, которые он переживал вновь и вновь за свою жизнь – матери, отца и теперь мной.

Меня осеняет, что я лишь прибавила ему боли. Вплела своё предательство ко всем остальным, кого Адриан любил. Руки дрожат, и я позволяю им упасть на колени, чтобы только он вжимал стекло в мою щёку.

— Сделай это, — говорю я, надеясь, что он слышит извинение в моем тоне. — Делай то, что тебе нужно, чтобы простить меня.

Адриан смотрит мне в глаза, мечась из стороны в сторону, его глаза тёмные и неотступные. Всё в Адриане кричит, чтобы прижать острие к моей плоти и дать порезать меня. Чтобы запечатлеть себя во мне навеки. И это станет более вечным, чем наши свадебные клятвы.

Когда его руки начинают дрожать, кончики пальцев быстро двигаются по моей щеке, после чего Адриан бросает стекло. Оно ударяется о пол и разбивается у наших ног, присоединяясь к остальным осколкам.

Адриан крепко сжимает мои руки, сдавливая меня пополам как лист бумаги. Не для того чтобы причинить боль, что можно сказать по линии его челюсти, но чтобы напомнить, как близко к краю он находится. Если бы я знала, как вывести его к свету, я бы сделала это, но боюсь, что я никогда не смогу вновь понять, как это сделать. Учитывая то, насколько я запятнана кровью.

Я закрываю глаза и вдыхаю его запах. Даже когда боялась, что Адриан выследит меня и найдёт... было также страшно не увидеть его вновь. Боялась никогда больше не провести рукой по линии его челюсти и не вдохнуть чистый ароматный имбирный запах. Вот о чём я думала, пока была одна. Об этом запахе. Даже сейчас он овевает меня, успокаивая как в далеком прошлом.

Когда Адриан рукой подхватывает ноги и поднимает меня, я распахиваю глаза. Но я не запускаю руки в его волосы и не обвиваю шею. Адриан наверняка не отвергнет меня, но если отвергнет, я не вынесу этого после всего произошедшего.