Удержать престол (СИ)

Победа никогда не бывает полной, если ею не воспользоваться. Разбить войска Лжедмитрия удалось, но много банд разбрелось по округе. Что же касается претендента на трон, самоназванного царя Димитрия, то он оказался живучим паразитом, и даже отрубленная по локоть правая рука и потеря крови не отправили Богданку к его еврейскому богу. Да, как выяснили чуть позже, раздев мерзавца, товарищ был обрезан, что более чем указывало на то, к какому народу относился Богданко, несмотря на то, что его имя было вполне славянское. В Литве немало евреев, многие из них порядочные люди, но для того, чтобы вписаться в экономическую и общественную систему, порой евреям приходилось внешне становится христианами, при том, чтобы тайно молиться Яхве.

Масштабы разорений русских земель, князь Дмитрий Михайлович Пожарский осознал только на следующий день, после сражения под Брянском. Только людей, не военных, а мирян, которые были поверстаны в рабов, оказалось более двух тысяч человек. В основном, это были женщины, молодые, привлекательные, женщины. Были и мужчины, которых использовали на строительных и любых хозяйственных работах.

И что делать с этими людьми, Пожарский не знал. Женщины держались особкой, мужчины, бывшие только что сами рабами, осуждающе смотрели на тех представительниц слабого пола, защитить которых не смогли. Более того, мужики плевались в сторону женщин. Не менее брезгливо смотрели и на баб воины. Во время войны мужчиныстрадают больше? Весьма спорный вопрос, если только мужчины не те, которые ни в коем случае не дают своих женщин в обиду, дерутся за своих жен, сестер, матерей до конца и с остервенением.

Другой категорией были пленные. Куракинское войско, которое ранее самоуверенно пошло бить, казалось, сиволапых разбойников, еще вчера тянувших крестьянское тягло, недооценило участие профессиональных воинов на стороне Лжедмитрия. Самоуверенность никогда не бывает во благо. И теперь почти две с половиной тысячи, некогда русских воинов, а нынче, голодранцев, так же ставили перед Пожарским вопросы.

Что получалось? Куракин приказал убить людей государя, он же, по словам опрошенных, собирался идти воевать Димитрия Иоанновича, а теперь те люди, которые были готовы убивать природного царя, пленники и их освободил Пожарский. Отпускать? Оставлять в плену, но уже у себя, или использовать, требуя крестоцелования истинному царю? Но они же русские воины? И сам Пожарский вернулся к Димитрию Иоанновичу при спорных обстоятельствах. Да, он не хотел вступать в бой с войском бежавшего царя, но…

А еще проблемы с провиантом и фуражом. Ртов прибавлялось, а продуктов особо не было. Оказалось, что у Лжедмитрия, намечалось напряжение с этим. Округа была ограблена под чистую, а базы, центра, от куда могли прийти обозы, не было. С Литвы не снабжали войско Лжедмитрия.

— Милетий Ярофеевич, — обратился Пожарский уже ко второму воеводе своего войска Дворянинову.

Первый героически погиб, а этот… не нравился он Пожарскому, выжил. Пожарский обратился к заместителю и внутренне скривился, так ему не нравилось называть выскочку по имени-отчеству.

— Ты занимаешься пошуком татей и кабы всех изловил! А я ухожу в Москву. Беру с собой токмо своих личников да литовских коней и брони гусарские, остальные войска тебе отставляю. Полоняных вслед за мной отправь под охраной, — дал распоряжение князь.

Пожарский спешил лично сообщить сеунч, благую весть о победе, государю. За время, что прошло с окончания сражения, особенно после того, как похоронили павших, князь постепенно пересматривал свое отношение к победе. Дмитрию Михайловичу уже не казалось, что он победил как-то не так, что победа стала, словно, поражение. Находилось немало людей, которые поздравляли, восхваляли князя, постепенно уверяя того, что лучше провести бой, чем это было, невозможно.

И теперь Пожарский стремился оставить рутину на выскочку Дворянинова, а сам поспешить в столицу, не забыв прихватить самое ценное, что было добыто — гусарские кони и гусарские же доспехи. Коней, оставшихся в живых было двести тридцать два — целое состояние. Доспехов, было больше.

Не то, чтобы Дмитрий Михайлович захотел забрать себе и коней и отличные гусарские доспехи. Он хотел, даже не так, мечтал, создать подобное польско-литовским гусарам, войско, но уже русское. Ранее это было просто невозможно дорого, сейчас же самое дорогое, что есть у гусара, в наличие. И князь гнал от себя мысли о том, насколько же непросто выучить гусара.

Уже на выезде из Брянска, когда начал накрапывать небольшой дождик, грозящий перерасти в ливень, Дмитрия Михайловича догнал вестовой и передал бумагу. По мере чтения приказа, Пожарский менялся в лице и проявлял нетерпение, желая на ком-нибудь сорваться.

— Сеунч отменяется! — зло сказал воевода. — Взять всех конных, да и стрельцов и выдвинуться к Болхову, перекрывая все дороги в Литву.