Удержать высоту

Заходила ходуном земля, опрокинулась навзничь. И кладбищенские кресты, белые стволы берез, смоляной черноты глина вдруг взвились в воздух, чтобы тотчас обрушиться на людей всей своей тяжестью. Расплющить, раздавить.

— Ой, мамочка, — всплеснул руками радист и, обхватив голову, рухнул на дно окопа.

Какая-то неведомая сила подхватила Петра и с размаху швырнула вниз, на солдата. Он не успел сползти с него, как десятки килограммов земли, обломки досок, ветвей забарабанили по его спине, засыпав вмиг траншею, закрыв небо.

«Неужели все?» — мелькнула мысль, и сознание покинуло его.

Он не знал, сколько это продолжалось: минуту, две, десять. Пришел в себя от жалобных причитаний Кравцова.

— Тяжело же, товарищ старший лейтенант, — крутился тот, больно зацепив его плечом по лицу, — сколько можно вас так держать? Никаких сил не хватает…

Но Петр не слышал его. Голова кружилась. Рот был заполнен противной, кислой слюной, будто он откусил кусок взрывчатки и долго жевал его. На зубах скрипел песок. Грязью, песком забило уши, засыпало глаза. Он медленно привстал на колено, стараясь, словно из лисьей норы, выбраться из земляного плена, сбросить со спины его тяжелый груз. Потянул за руку связиста. А от горящей часовни, возле которой располагалась батарея капитана Бондарева, к ним бежали два солдата. Первый из них, сержант с обвислыми, как у запорожца, усами, что-то кричал. А Петру казалось, что тот беззвучно раскрывает рот.

Шутов помотал головой, вытряхивая из ушей грязь.

— Комбат ранен, — донесся до него тяжкий вздох сержанта. — Осталось едва два расчета. Остальные убиты и ранены. Что делать, товарищ старший лейтенант?

Петр повернулся к луговой пойме, где догорали, клубясь черным, чадящим дымом фашистские танки. «Юнкерсы» улетели, и от горизонта, от темнеющего вдали леса слышался несмолкаемый гул натужно урчащих танковых двигателей. Несмотря на надвигающуюся ночь, немцы не оставляли надежду на победу. «Будут брать Славитино сегодня же, — понял Шутов, но согласиться с планами врага не мог. — Нет, пока они еще живы, танкам здесь не пройти».

— Куда ранен капитан? — тихо спросил он у сержанта.

— Ногу оторвало чуть повыше колена. И крови много потерял. Не знаю, успеем ли до санбата донести.

Петр сжал кулаки. Если правду говорят, что человек может предчувствовать то, что с ним произойдет, то Бондарев точно чувствовал это. Вот почему был таким раздраженным, задиристым. Но и им наступающая ночь ничего хорошего не сулит, однако никакой горечи на душе нет. А может, это все от характера, темперамента зависит? Только вот думать над этим вопросом было некогда.

— Надо, чтобы донесли комбата, обязательно, — сурово вымолвил Шутов. — Раненых — тоже в тыл. А орудия, снаряды сюда, — указал он на окраину погоста. — И быстрее. Отходить нам приказа никто не давал.

— Есть, — повеселел сержант. Круто развернувшись, побежал вместе со своим напарником на огневую.

— Как со связью, Кравцов? — взглянул старший лейтенант на радиста.

— «Сосна» слышит нас.

— Отлично. Передайте ей: атака продолжается. Осколочно-фугасными… Зарядить!

Сержант с запорожскими усами привел с собой десятка полтора солдат. Многие из них были легко ранены: бинты белели у кого на руке или ноге, у кого на голове, но все они бодро двигались, делали свое обычное артиллерийское дело: прикатили пушку, развернули ее в указанное место, рядом поставили три ящика со снарядами. Раскрыли их, начали протирать тряпками.

«Восемь выстрелов, — подсчитал Петр. — Это уже кое-что». Какие-то теплые чувства к незнакомым артиллеристам охватили его. Ранены, а не ушли в тыл, хотя уйти имели полное право. Нельзя не положиться на таких людей в предстоящем бою. А вслух он произнес:

— Всем зарядить карабины. Примкнуть штыки. Снарядить гранаты. Быть готовыми к рукопашной.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на расстоянии прямого выстрела появились фашистские танки. Вечерний туман, стелившийся по луговине, скрывал их гусеницы. И они катились медленно, развернутым строем, как на параде. И вновь между ними семенили, шагая в полный рост, с оружием наперевес, автоматчики. Молча. Без пальбы. Будто были бессмертны.

— Участок 101-й, — скомандовал Петр. — Залпом!.. Огонь! Бей по центральному, — крикнул он сержанту, — на предельной.

Грохнуло шесть разрывов, разбросав по земле фашистов, заставив танки расползтись пошире по лугу, начать стрельбу по погосту. А дивизионка, выпустив снаряд, послала его много выше атакующих. Еще выстрел. И опять мимо. «Сбит прицел», — понял Петр.

Гитлеровцы поднялись на ноги и побежали вперед, густо заполнив пространство между машинами, как саранча.

— Прицел меньше два, — прохрипел Шутов связисту. — Залпом… Огонь!

Кравцов передал его команду на огневую. Но выстрелов все не было. Хлопнул пушечный. И вновь мимо цели. А фашисты начали стрелять все точнее и точнее, разрывы их снарядов ложились совсем рядом с НП. Засекли.

— Где залп, Кравцов? — зашумел Петр на радиста.

Глаза солдата испуганно забегали:

— «Сосна» просит уточнить координаты: остался один залп. Последний.