Удержать зверя (СИ)

Неудовлетворённо проворчав, девушка заглянула под кровать и обнаружила в полу маленький лючок. Внутри она нашла свёрток из плотной ткани, перевязанный шпагатом. Вынув его и разорвав упаковку, Вероника вытряхнула небольшую книжку в кожаном переплёте. А когда пролистала первые страницы, улыбнулась своей находке: это был дневник егеря.

Решив, что больше ничего здесь не найдёт, волчица закрыла лючок и собралась подняться на чердак. Но замерла, столкнувшись нос к носу с варгом, видимо, пришедшим на шум. Его пристальный немигающий взгляд не отрывался от девушки.

— Тьфу ты, блин! — ругнулась Вероника. — Пёс! Не пугай меня так!

Вильнув хвостом, сторож жилища обнюхал девушку, на которой, по-видимому, остался запах его нынешнего хозяина, и вернулся на крыльцо.

Вероника поднялась наверх. Её взгляд упал на ещё один небольшой шкаф, который уже пришлось открывать, причём найденным совсем недавно ключом. Внутри оказался клинок кинжала с двадцатисантиметровым лезвием. Девушка обхватила его хвостовик и тут же ощутила щекочущее жжение.

— Серебро, — выдернув клинок, поняла Вероника. — И даже цветом похоже… Интересно, откуда такая штука у деда Игоря? Ещё и именная, кажется…

Проверять, насколько сильным станет жжение, если им порезаться, волчица не стала. Что бы в последнее время не происходило в её жизни, испытывать на себе действие серебра ей ещё не доводилось. И совершенно не хотелось. Девушка обмотала хвостовик кожаными лентами, лежавшими там же в шкафу, и крепко связала их. Найдя ножны кинжала, она прицепила их к поясу и зачехлила оружие.

Вероника раздвинула оконные шторы и села на кровать. Отметив, что отсюда хорошо просматривается дальний берег озера, к которому она и Иен вышли по дороге из Лесного, девушка принялась изучать дневник.

Деда Игоря звали Снегирь Фёдор Павлович. Какого он был возраста на момент написания дневника — в конце 1955‑го года — не ясно. Но по прочитанному у Вероники сложилось впечатление, что он уже был опытным, многое повидавшим егерем. Девушка продолжила перелистывать страницы, с трудом разбирая непростой почерк мужчины, пока не наткнулась на запись от 28 декабря. За считанные дни до Нового Года Фёдор Павлович встретил в тайге одинокого юношу лет шестнадцати. Егерь привёл его к себе, одновременно пытаясь выяснить, откуда тот взялся.

«Похоже, он сирота, — читала Вероника. — Спустился с гор. Откуда в горах взялся этот паренёк, сколько времени он там жил? Где жил? Хочу привести его в Лесной. Выглядит он способным, а взгляд такой пронизывающий… Пробирает до костей. Как будто он повидал уже многое. Может, предложить стать своим учеником? В конце концов, в горах ведь жил.

Да, совсем забыл: то ль я ослышался, то ль взаправду, но имя у него странное. Я ломать язык не стал, назвал Яном. Он смолчал. Буду считать, что паренёк не возражает».

Иен отказался ехать в Волданск, и Фёдор Павлович взял его в ученики. Егерь обучал его всему, что знает сам, совершенно не подозревая, что с ним под одной крышей жил сверхъестественный хищник.

«Я сначала не заметил этого, — продолжала читать Вероника, — но Айко опасался Яна. Мой хотошо^[13] никогда не боялся волков, рысей или медведей. Настолько бесстрашную собаку ещё нужно поискать (к сожалению, мне уже не отблагодарить Агвана за щенка: кочевник умер прошлой зимой). Но за пареньком пёс следил неустанно. Казалось, в любой момент он был готов к броску, как будто я привёл не человеческого щенка, а свирепого волчонка… Айко понадобилось три месяца, чтобы привыкнуть к Яну. Мне кажется, что пёс теперь понимает его лучше, чем меня».

С середины весны 1956‑го года егерь стал находить обглоданные скелеты медведей. Когда Фёдор Павлович начал выходить по ночам в тайгу, он заметил, что иногда Иен исчезал из дома. Каждый раз после этого обнаруживался новый скелет. А затем, в конце мая, произошло нападение медведей на дом в Лесном. Описанные далее события Вероника уже знала из рассказанного старичком-коллекционером. Но в записях была одна деталь, которой девушка ранее не знала: с группой ушедших за животными селян, которых на следующее утро нашли обескровленными, отправился и молодой охотник из города. Спустя несколько дней он вернулся, сказав, что испугался зверей и сбежал и только это спасло ему жизнь.

«Не верю ему, этому Алексею. — Вероника не отрывала взгляда от строчек, написанных рукой егеря. — Не знаю почему, но не верю. Айко странно реагирует на него, да и Ян не сводит глаз. Как будто они оба — и пацан, и мой пёс — чувствуют, что с ним что-то не так».

Возможно, в дни, последовавшие за вторым нападением, у Фёдора Павловича не было времени вести дневник. Но последняя сделанная им запись заставила Веронику вчитываться в каждое слово.