Удержи меня

Машка помолчала, а потом проговорила тихо:

– Надо же… и как это она решилась с тобой общаться…

– Прекрати, Машуля, не надо. Тебе очень больно сейчас?

– Очень. Даня… Слава Богу, что не в лицо и не на Марусю, она же на руках у меня была…

– Не надо, Машенька, – взмолился я. – Не говори об этом.

– Даня… а ведь она права, – вдруг сказала Машка. – Права – я заслужила все это.

– Хватит! – рявкнул я, не сдержавшись. – Не говори ерунды! В чем ты виновата? В том, что я уже давно перестал ее любить? В том, что столько лет мы жили порознь? Да ее саму в этой кислоте растворить… – и осекся, увидев, как внимательно смотрит на меня притихшая на табуретке у холодильника Юлька. – Словом, хватит уже! Давай я тебе перезвоню попозже, нам пора купать Маруську.

– Да, перезвони. И Юльке скажи, что у меня все хорошо.

– Я тебя целую, Машка. Ты только не терпи, если больно, проси укол, хорошо?

– Да.

Артем.

Если кто-то думает, что после развода начинается свободная жизнь, то он заблуждается. Наверное, если бы у нас с Марьей не было дочери, то так оно и было бы. Но Юлька осталась связующим звеном, причиной, по которой мы продолжали общаться. Я не отношусь к числу мужиков, которые разводятся с женами, и, заодно уж, прекращают видеться с детьми. Я очень люблю свою дочь, и даже в мыслях никогда у меня не было, что мы с ней перестанем общаться. Поэтому, когда она позвонила мне и попросила срывающимся от плача голосом приехать и забрать их с маленькой Марьиной дочкой, я даже не стал выяснять, что произошло, а сразу прыгнул в машину и помчался к ней. Причина звонка была поистине ужасна…

Когда я приехал, от дома отъезжала «скорая помощь» со включенной мигалкой и сиреной, и у меня нехорошо засосало под ложечкой – неужели Марье стало плохо? Но даже в страшном сне я не мог себе представить, что случилось с моей бывшей на самом деле.

Юльку я нашел у соседки, девочка сидела в зале на диване, прижимая к себе двумя руками малышку. Сама соседка, полная, страдающая одышкой женщина лет пятидесяти, была тут же, уговаривала мою дочь положить ребенка на диван, но Юлька только мотала головой и крепче прижимала к себе девочку, словно боялась, что ее отнимут. Увидев меня, Юлька вздрогнула и заплакала. Я растерялся:

– Юля, что случилось?

Но женщина за рукав утащила меня на кухню и зашептала, округлив глаза под толстыми стеклами очков:

– Ой, Господи, вы не представляете, что произошло… какая-то ненормальная в Машеньку кислотой плеснула… чудом не попала ни в лицо, ни на Марусеньку… Маша на руках ее держала, успела как-то отвернуть… а сама сильно обожглась, докторша со «скорой» сказала, что шея и грудь очень пострадали… Господи, ужас-то какой… и Юля видела. Она следом по лестнице поднималась, лифт-то не работает у нас, так они коляску оставили внизу, а сами поднимались…

У меня мороз продрал по коже – я и представить не мог, что женщина может сотворить такое. Интересно, кто это? И почему в Марью? Но раздумывать над этим было некогда, нужно забирать девчонок и везти к себе, не будут же они сидеть у соседки до прихода Марьиного мужа.

– Спасибо вам, что взяли девочек к себе, – сказал я, направляясь в комнату.

Женщина пошла за мной, помогла мне одеть ребенка, подала дубленку Юльке.

– А вы кто? – спохватилась она уже на пороге, и Юлька, повернувшись, пробормотала:

– Это мой папа, тетя Аня.

– Ну, тогда ладно…

Мы попрощались и пошли вниз по лестнице, я нес на руках Марьину дочку и удивлялся – никакого негатива не испытывал, держа чужого ребенка. Да и чем она виновата, эта девочка?

– Юля, а ее ведь кормить надо, наверное? – повернулся я к спускавшейся следом за мной дочери.

Юлька вздохнула совсем по-взрослому:

– Мама кормит ее только грудью, что теперь делать, я не знаю…

Придется подключать тещу, другого выхода нет. Правда, она ни разу не видела девочку, но не думаю, что теперь будет продолжать упрямиться. В конце концов, это ее родная внучка, с Марьей такая жуть случилась – не умирать ведь ребенку с голоду!

В машине Юлька снова прижала сестренку к себе, и я даже удивился, как мой избалованный ребенок изменился с появлением этой малышки.

– Спит? – спросил я, выезжая из двора.

– Да. Но скоро проснется и начнет плакать.

– Сейчас бабушке позвоним, она придумает что-нибудь.

Теща пришла в ужас, когда я позвонил ей и объяснил причину звонка. Я услышал, как она часто и тяжело задышала, пытаясь подавить подступившие слезы. Валентина Николаевна всегда была железной теткой, редко позволяла себе такие бурные эмоции, как слезы или, не дай Бог, истерики. Руководящая должность обязывала.

– Ты уже дома? – спросила она, совладав с собой. – Я сейчас приду.

– Да, мы дома. И девочка вот-вот проснется, мы ее даже раздевать не стали, только комбинезон расстегнули, чтобы не тревожить.

– Я зайду в аптеку и сразу приду, там должны посоветовать, чем кормить.