Удержи меня. Здесь

– Боже, – произношу, так как мне стыдно, что Зельда видит меня в таком состоянии. Тру глаза, чтобы не дать слезам течь. – Пожалуйста, прости, я ничего не могу с этим поделать.

Зельда опускается передо мной на корточки и кладет руки мне на колено. Одну слезинку, которая сбежала вниз по моей щеке, она стирает указательным пальцем. Мимолетные прикосновения, но они оставляют приятное тепло на моей коже, которое растекается дальше. Тепло побеждает туман. Ощущение безопасности, которое всегда испытывал в присутствии Зельды, постепенно возвращается. Я его чувствую.

– Ты, возможно, думаешь, что я совсем чокнутый, – выговариваю, пытаясь улыбнуться.

– Чуть-чуть, – отзывается Зельда и берет меня за руку.

Теперь мои рыдания смешиваются с подобием смеха. Хотя похоже это скорее на то, что я задыхаюсь. Снова вытираю глаза и медленно выдыхаю. Затем смотрю на Зельду. По-настоящему на нее смотрю. Оглядываю с головы до ног. Мой взгляд задерживается на ее легинсах с принтом в виде маленьких зебр. Я дотрагиваюсь до ее волос.

– Синие, – говорю я. – Мой любимый цвет.

Она улыбается. И я мягко касаюсь ямочки на ее щеке.

– Надеялась, что тебе понравится.

Я киваю. И притягиваю ее в объятия, потому что ни секунды не продержусь, если не почувствую ее ближе. Я вдыхаю ее запах, уткнувшись носом ей в шею. И вновь у меня начинают дрожать плечи, хотя и не так бесконтрольно, как раньше. Не знаю, смеюсь или плачу, но, если плачу, это слезы радости. Я обнимаю ее крепче. Как же с ней хорошо. Так уютно. Надежно.

Вдруг замечаю, что Зельда тоже плачет. А потом смеется. Она смеется и плачет, и я смеюсь и плачу вместе с ней.

– Знаешь, что? – спрашивает она после того, как мы немного успокоились.

– Что? – откликаюсь я.

– По-моему, когда одновременно смеешься и плачешь, где-то должна появляться эмоциональная радуга.

Я не сдерживаю смех. Такая идея могла родиться только у Зельды. Указываю на ее разноцветные ногти.

– Вот, – говорю, переплетая наши пальцы.

43 Зельда

Какое-то время мы только обнимаем друг друга. Я наслаждаюсь теплом Малика. Тишиной у меня в голове. У него то и дело вздрагивают плечи, будто это отголоски горя, которое он пережил из-за меня. Но теперь все будет хорошо.

У меня громко урчит в животе, напоминая о том, что, кроме половинки круассана сегодня утром, я ничего не ела. Слишком нервничала, чтобы думать о еде.

– Голодная? – спрашивает Малик.

– Похоже на то, – улыбаюсь ему.

– Не думаю, что у нас много чего есть. Я в последнее время не отличался… хозяйственностью.

– Ха-ха, а мы пока и позволить себе ничего не можем, – смеюсь я. – Бедны как церковные мыши.

– Пошли посмотрим, может, Рис ходил в магазин.

Мы встаем и, держась за руки, отправляемся на кухню. Малик открывает шкафчик и достает оттуда полпачки спагетти.

– Бинго! – объявляет он и кладет упаковку на стол.

Затем заглядывает в холодильник, но тут же качает головой.

– Печальное зрелище.

Я встаю рядом с ним и вижу, что, кроме банки пива, кетчупа, апельсинового сока и джема, там больше ничего нет.

– Макароны с кетчупом? – предлагает Малик.

– А мне с джемом, – улыбаюсь я.

Малик притягивает меня в объятия, будто ему необходимо убедиться, что я действительно тут. Потом сажает меня на столешницу и ставит воду для спагетти.

Когда паста готова, он наполняет тарелки. Свою порцию заправляет кетчупом, а я щедро кладу на свою джем. Малик с недоверием качает головой, но я знаю, что делаю.

– Раньше мне так иногда готовила наша повариха. Иногда с маслом и сахаром, а иногда с джемом. – Намотав несколько спагетти на вилку, отправляю их в рот. Словно в доказательство гениальности этого рецепта у меня вырывается долгое «ммммм», и по-моему, это лучшее, что я когда-либо ела.

Малику, кажется, тоже нравится эта простая еда, потому что он налетает на нее со зверским аппетитом, словно последние несколько дней ничего не ел.

– Это невероятно, – произносит Малик, после того как мы опустошаем тарелки. – Ты вернулась?

– А на что похоже? – спрашиваю с нахальной ухмылкой.

– На галлюцинацию, если честно.

– А по ощущениям? – продолжаю и оставляю осторожный поцелуй у него на щеке.

Вместо ответа он обхватывает мою голову ладонями и прижимается лбом к моему лбу. Потом делает глубокий вдох. Мы оба закрыли глаза и глубоко дышим. Я обвиваю руками его шею и ищу губами его губы. Когда они встречаются, не остается ни сдержанности, ни вопросов. Только Малик и я. У меня возникает ощущение, что впервые за долгое время я снова стала собой, а мое сердце освободилось от оков, совсем как Гудини.

Наш поцелуй поначалу не такой неистовый и голодный, как на вечеринке. Но неспешный, наполненный нежностью. Заверение, что мы снова обрели друг друга. Но вскоре у нас больше нет сил сдерживаться. Я вцепляюсь в волосы Малика и прижимаюсь к нему всем телом.

– Я даже о презервативах подумала, – говорю, задыхаясь.

Малик снова меня целует, и я чувствую, что он улыбается. Мы не можем даже уйти с кухни. Не прерывая поцелуй, он осторожно укладывает меня на пол. Склоняется надо мной, и я задыхаюсь, когда чувствую, как ко мне прижимается его эрекция. Закрыв глаза, я улыбаюсь.